Жесткие приговоры против наркопотребителей последних лет доказывают, что белорусские власти борются с проблемой наркомании при помощи ежовых рукавиц. Пока в ведущих странах мира вопрос наркопотребления решают путем легализации и декриминализации наркотиков, в Беларуси дают тюремные сроки за хранение «травки». В результате наркоманы боятся выйти в аптеку за шприцем, а рынок заполонила еще более опасная по воздействию «синтетика», которая часто попадает и в руки школьников. «Имена» решили разобраться, что не так с наркопотреблением в Беларуси и выслушали истории героев двух разных поколений. 63-летней Гена рассказал о героиновых трипах в пору СССР, когда в Беларуси официально не было не то, что наркотиков, но даже секса. А 17-летний Рома поделился рассказом о том, как курил спайсы и чуть было не поплатился за это свободой.

История № 1. Гена и героин

Геннадию 63 года. Его крепкие запястья покрыты татуировками: луковицы церкви, якорь, карточные масти. Есть татуировки у минского пенсионера и на груди, животе, плечах и предплечьях. Как рассказывает Геннадий, татуировки всегда бросаются в глаза незнакомцам. Заметив их в общественном транспорте, пассажиры закрывают молнии в сумках и уступают Геннадию место. Сам же пенсионер признается, что вернись он сейчас в прошлое, вряд ли стал набивать наколки. Хотя без татуировок он бы не познакомился со своей женой, а еще его жизнь была бы совсем другой. Если бы не продолжительная дружба с алкоголем и героином он бы точно не стал работать консультантом в обществах анонимных алкоголиков и не оказался в Минском центре наркологической и психологической помощи, где сегодня подрабатывает дворником.

— Я родился в небольшом поселке городского типа близ Минска — в Руденске, — говорит Геннадий. — Наша семья состояла из шести человек: пять братьев и одна сестра. Я — самый младший. Мои родители были уважаемыми людьми в поселке. Отец военный, две войны прошел: в 1939 году с Финляндией и Отечественную. А мать четыре класса закончила в Минске, училась у Якуба Коласа. Вспоминала, что он был высоким и размаўляў па-беларускі: «добры дзень, дзеці» (улыбается). После войны отец стал работать по своей основной профессии — агрономом. Мать была бухгалтером в сельпо, а потом осталась в сельпо уборщицей. Мы помогали отцу по хозяйству. Кроликов держали, грядки пололи. Сейчас никого из семьи не осталось, я один. По причине алкоголизма умерли два брата и сестра.

Хоть детство Геннадия и пришлось на послевоенные годы, он вспоминает его веселым и счастливым: «играли в войну, гоняли голубей, дрались улица на улицу, в футбол играли все время». А кроме этого в жизни всегда был алкоголь. Он стоял на столе по праздникам и без привязок к памятным датам. Алкоголь пили все и много. Геннадий тоже решил попробовать после 8 класса и выпил на выпускном с другими ребятами водку. Парень отметил про себя, что ему понравилось.

Служили у нас парни со всего Союза: и грузины, и осетины. Они и доставали таблетки.

— Долгое время я контролировал себя, — вспоминает Гена. — Пили в основном в выходные дни, на танцах. Я уже другим был под воздействием алкоголя: смелее, красивее, умнее. Так мне казалось. С этого момента и началась моя новая жизнь. Вспоминаю свое первое похмелье. Мы как-то перепили, и наутро было плохо. Ребята притащили алкоголь, а я смотреть не мог, тошнило при одном виде. А они говорит: «Чем заболел, тем и лечись». Я сквозь зубы, чтоб ребят поддержать, выпил рюмку, и мне полегчало. Стал с того момента пить каждый день и хулиганить.

Геннадий пил, как и все его окружение. Но в отличие от других пить Геннадию нравилось. А когда он не пил, то становился злым и готов был ударить человека, чтобы забрать у него деньги на алкоголь. Пил Геннадий в родной деревне, а потом и в украинском Артемовске, куда поступил в училище на георазведку. «Пил каждый день, не было дня, чтобы не пил» — признается пенсионер. Беспробудно пил он и на практике в курорте Моршин во Львовской области. А потом и в армии — в учебке в Печах, где за нарушение режима стал регулярно попадать на гаупвахту.

После шести месяцев службы в учебке Геннадий попал по блату в Марьину Горку, в танковые войска. В то время там служили парни со всего Союза. Именно в танковых войсках 22-летний Геннадий впервые попробовал наркотики. На дворе стоял 1975 год. Конечно же, никаких наркотиков официально в СССР не существовало, как не было в Советском Союзе секса и бездомных.

— В армии я попробовал «барбитуру» — таблетки, которые меняют сознание, — вспоминает Геннадий. Было это в самой части. Служили у нас парни со всего Союза: и грузины, и осетины. Они и доставали таблетки. Там же я впервые попробовал марихуану, но мне она зашла, как обычная сигарета, ничего не почувствовал. Это было в те годы, когда у нас не было наркомании и секса. Но о наркотиках люди, конечно, знали. Правда, в узких кругах, и информацию не распространяли среди компании. Наркотики стоили больших денег. Еще до армии я знал, что «чистоган», морфий был в Советском Союзе. И он шел от работников системы здравоохранения.

После армии жизнь Геннадия пошла по наклонной. Будучи пьяным, он сломал человеку челюсть и получил пять лет тюрьмы за нанесение тяжких телесных повреждений. Именно в белорусской тюрьме в эпоху брежневского застоя Гена узнал о потаенном мире наркотиков.

— В белорусских тюрьмах, в основном, шла барбитура, — рассказывает пенсионер. — Там еще не покалывались внутривенно. Ели таблетки: ноксирон, кодеин и барбамил. От них кайфуешь, но при этом соображаешь. По сравнению с алкоголем, эффект тяжелого наслаждения испытывал. Вот встать, например, со стула не можешь. Дозировку не знаешь ведь, а мне все хотелось больше. Например, нужно три таблетки, а я пью шесть. Голова вроде работает, а встать не могу. Как таблетки попадали в тюрьму? Например, ты вольнонаемный (работаешь в тюрьме — прим. авт.), а у меня есть канал, чтобы достать эти таблетки. Я тебе засылаю письмо, плачу деньги, тебе приходит бандероль, приносишь ее ко мне в зону, где работаешь. Таблетки можно спрятать втихаря, тебя не шмонают. Вот так было в местах лишения свободы.

После первой судимости Геннадий перебрался в Ташкент, где жил один из его родных братьев. Оказавшись в столице Узбекистана в 1980 году, Гена устроился в автопарк и стал работать автослесарем. Белорус искал новых знакомых и обживался. Но главное, что его поразило в Ташкенте, — это то насколько свободно в советском городе ходили наркотики.

— Когда я приехал в Ташкент, сразу увидел малыша, который вез лепешки, — говорит пенсионер. — Узбеков мы называли «бабаи», а этот маленький бабаенок шел с косяком. Марихуану курил и вез продавать лепешки (смеется). Вот там я впервые и попробовал восточную марихуану. Первая война с Афганистаном шла, и перекидывались из Афганистана вместе с «грузом 200» наркотики. В Ташкенте вообще не было проблем с коноплей. Она росла везде. Заходишь в чайхану — кальяны стоят, обкуренные все бабаи кайфуют.

Прикинь: я оказался среди контингента, где 50% — наркоманы.

Геннадий не долго побыл на воле, и в 1981 году вновь оказался в местах лишения свободы. На этот раз все было очень серьезно. «Я был пьян, и человек сказал при мне „е* твою мать“. Меня перемкнуло, подумал, что он родителей оскорбил. Взял нож и пырнул». Человек остался жив, а Геннадию дали пять лет строгого режима.

— Я попал на полуостров Мангышлак, город Шевченко, Казахстан. Это треугольник выращивания наркотиков. Ну, прикинь: рядом Афганистан, Узбекистан, Туркменистан. И я оказался среди контингента, где 50% — наркоманы. И вот на этом полуострове я впервые в течение пяти лет употреблял героин. Когда нас привезли в зону, хозяин пришел и говорит: «Вы попали в зону преступного мира». И это действительно было так. Там курили марихуану, гашиш, и никто тебя за это не гонял. Я узнал всю структуру этого мира. Стал употреблять наркотики, и они мне понравились. Стакан мака стоил на те времена 50 рублей — большие деньги, полполучки месячной учителя или инженера. А у нас на полуострове были урановые рудники. Я за месяц на нем зарабатывал 700–800 рублей. 50 рублей даешь, чтобы втроем уколоться один раз. Сварить «чернягу». Я посчитал, что за время отсидки «проколол» три новеньких «Жигули». И, прикинь, тогда никто не думал о СПИДе. Стеклянные были шприцы, а на 300 наркоманов три иглы. Заточил иглу, спичкой наколил, чтобы не заразиться, и вмазался.

В 1986 году Геннадий вышел на свободу и перебрался в Минск. Одно время он обитал на блатхатах, а потом познакомился с женщиной — выпускницей филфака, которая окончила БГУ с красным дипломом У женщины было двое детей, а еще ей нагадали, что ее муж будет казеным человеком. Она решила, что встретит военного, а повстречала зэка. Но гадалка не ошиблась. В 2016 году исполнилось тридцать лет, как выпускница филфака и бывший заключенный живут вместе.

— Благодаря этой женщине я оказался в хорошей теплой среде, — рассказывает Гена. — Я закодировлся, и за 11 месяцев трезвости у меня родилась прекрасная дочь. Мы ходили в театры: Янки Купалы, музкомедии, оперы и балета. И вот я впервые посмотрел «Лебединое озеро» Чайковского, о котором в зоне говорили, что он «пидер». А музыка его в «Лебедином озере» меня тронула, ты понимаешь! И я на людей смотрел — все приходили трезвые. У меня поменялось мышление, что не все пьют. Но как личность я не менялся.

Стеклянные были шприцы, а на 300 наркоманов три иглы.

Гена развязывался, кодировался и снова развязывался. Пока наконец в 1991 году не попал в общество анонимных алкоголиков Станислава Коврова. Гена слушал истории людей и узнавал в каждой из них свою личную. «И меня это зацепило. Я остался трезвым и узнал всю правду о зависимости. Вот уже как 26 лет я не употребляю ни наркотики, ни алкоголь. И моя жизнь поменялась на 180 градусов. Разве я мог мечтать, что у меня будет работа, семья, а сам я буду помогать людям? Тоскливо, что лучшие годы своей жизни провел в тюрьмах. Я был рабом наркотиков и алкоголя. Они ломали меня, как хотели, гнули, использовали. Как личность я был как тряпка половая, пока не проснулся и не признал свое поражение».

Жизнь Геннадия изменилась кардинально. Он стал работать консультантом в обществах анонимных алкоголиков, сотрудничать с некоммерческими организациями, делиться историей собственного пути с наркозависимыми, а также ездить по Европе и наблюдать за тем, как сражаются с наркопотреблением в странах Запада.

Тоскливо, что лучшие годы своей жизни провел в тюрьмах. Я был рабом наркотиков и алкоголя.

— В любой цивилизованной стране за употребление наркотиков не садят, — рассказывает пенсионер. — А у нас, если на сегодняшний день у тебя нашли шприц, отправят за решетку. В Швеции все по-другому. Если ты не хочешь бросить наркотики — потребляй. Не в состоянии употребить сам — тебе помогут полицейский, социальный работник или медик. Выпишут лекарство, дадут жилье. Но только, чтобы ты сидел дома и не приносил обществу вреда.

В Европе проводят политику свободы человека и его личности. Человек все равно должен оставаться человеком, и ему нужна помощь. У нас же тюрьмы и лагеря переполнены людьми, которые сидят за употребление. Поэтому люди уходят в подполье, и непонятно, что они в этом подполье употребляют. От спайсов вот умирают. В СССР за наркотики не давали такие большие сроки, как сейчас.

История № 2. Рома и спайсы

Гашиш 17-летний Рома впервые попробовал в компании своего вожатого Димы (настоящее имя изменено) в летнем лагере еще четыре года назад, будучи школьником. Тогда парню были четырнадцать. Первые минут 10–15 он не чувствовал никаких изменений, но после резко поднялось настроение и накрыла эйфория. Это состояние держалось примерно час, но все, что происходило, Рома понимал и контролировал. Какую дозировку они употребили, не знает — сделали шарики и выкурили. До этого момента о гашише парень знал только то, что это наркотик. Свойства гашиша Рому не волновали, но и курить больше не хотелось.

«А почему бы и мне не попробовать?» подумалось Роме спустя год. В школе во время уроков вместе с Ваней (настоящее имя изменено) они выходили в туалет, где и курили спайс и другую химию.

— Я не чувствовал тело, и все, что происходило после, помню вспышками. Потом рассказывали, что я подходил к людям, трогал их за головы, говорил, что они большие, творил другие вещи, о которых стыдно говорить. Помню, как-то купил сосиску в тесте после того, как покурили. И вроде ем ее, но не понимаю, во рту ли она. Смотрю в зеркало: сосиска во рту, а глаза красные-красные, зрачки расширенные, слюни по бороде текут… Ходячий «овощ».

В школе во время уроков вместе с Ваней выходили в туалет, где и курили спайс.

Рома утверждает, что многим учителям было плевать на то, что происходит в классе. Большинство педагогов были выпускниками университета и «залипали на уроках в телефон». Поэтому обдолбанный Рома часто садился на последнюю парту, закрывал голову руками и ждал. Когда становилось легче, уходил домой, где отпускало окончательно.

— Курить выходили на определенных уроках, где учителя не задавали лишних вопросов. Однажды мы так обдолбались с Ваней и ребятами, что я еле вышел со школы. Ваня, кстати, опытным наркоманом был. Долбил на каждой перемене, а иногда прямо в классе на задней парте при открытой форточке. Сейчас он на зоне.

После школы Рома поступил в колледж, завязал с наркотиками и увлекся спортом. Но с началом учебы его спортивная прыть утихла. Парень стал выпивать в компаниях, а перед вторым курсом встретился с бывшим вожатым Димой и снова начал курить травку. Апогей курения пришелся на лето 2015 года, когда в одном из городов на юге Беларуси парни увидели три куста дикорастущей конопли. До середины августа они старательно ее удобряли, а потом высушили и стали курить.

Словили Рому в прямом смысле за руку, когда он вместе с друзьями курил травку в одном из столичных скверов. Не спас Рому даже друг, который стоял на «шухере».

Долбил на каждой перемене, а иногда прямо в классе на задней парте при открытой форточке. Сейчас он на зоне.

— «Что в руке?» — и в штанах резко «потеплело», — вспоминает Рома. — И вот меня поднимают, а единственное, о чем я думаю, куда мой товарищ дел еще два косяка? Ведь если найдут, инкриминируют распространение. Но травку ребята вовремя втоптали под бревна, на которых мы сидели.

В «опорку» Рома поехал один, ведь травку нашли только у него. Там при понятых его обыскали и вызвали «ребят по наркотикам». Все это время Рома не мог поверить в реальность происходящего. А когда приехали специалисты, его очень строго и даже дерзко стали допрашивать: где взял, как возил, кто посредник?

Родителям Ромы позвонили в 23.00, через шесть часов после задержания. Они, конечно же, были в шоке, но сына домой забрать не смогли. На двух стульях с тремя ножками в клетке рядом с дежурным в опорке Рома провел почти двое суток. На этих стульях он спал, а поел только на вторые сутки.

— На меня смотрели, как на дерьмо. Правда, один адекватный лейтенантик все же попался. Выпустил в туалет, дал покурить и поговорил со мной. Но под утро пришлось сесть обратно в клетку. И когда меня утром везли в милицейской машине с изрядно помятым мужиком, я впервые поел. У этого товарища был пакет с хорошенько протухшим салом и раздавленными помидорами. Это была самая вкусная еда в моей жизни.

Роме грозило два года колонии. Но решение обжаловали, и он получил год условно. В сентябре его срок закончился. Все это время Рома не мог уехать из города, приходил домой не позднее 20.00, а по выходным и праздничным дням и вовсе сидел в четырех стенах.

— Когда в этом году бежал 10,5 км на «Полумарафоне», вспомнил, что год назад сидел в КПЗ. За это время я получил аттестат, поступил в ВУЗ и реально увлекся спортом. С ребятами, с которыми курили, больше не общаюсь. Однажды, правда, встретились с вожатым Димой. Он при мне толкал наркотики, хоть к тому моменту его уже брали на распространении.

Наказывать, лечить или прощать?

Если отследить новости последних трех-пяти лет, то станет очевидным, что МВД в вопросах борьбы с наркотиками регулярно фигурировала в поветске дня. Борьба, особенно борьба со спайсами, не сходила «с экранов». В последний год говорить о наркотиках стали чуть меньше, и в октябре 2016 года МВД отрапортовало, что Беларусь является единственной страной в Европе, которой удалось сократить уровень наркопреступности и количество наркозависимых. Количество уголовных дел за хранение и сбыт запрещенных препаратов по сравнению с 2015 годом снизилось на 10%. И почти в два раза уменьшилось число несовершеннолетних, привлеченных к ответственности по 328-й статье УК (незаконный оборот наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров и аналогов).

Что происходит в других странах? Ну вот:

Ноябрь 2016. В девяти штатах США состоялся референдум о легализации марихуаны. Четыре штата проголосовали за употребление конопли в личных целях, также четыре штата выступили за то, чтобы применять марихуану с разрешения врача.

Ноябрь 2016. Глобальная комиссия по вопросам наркополитики, в которую входят влиятельные мировые лидеры, призвала к декриминализации наркотиков во всем мире и прекращении уголовного и административного преследования за употребление. Комиссия уверена, что кнутом не возьмешь наркорынок под контроль, а только поспособствуешь его теневому процветанию. Тюрьмы переполняются, наркокартели богатеют, вместо легкой «травки» рынок заполоняет синтетика.

Декабрь 2016. Конституционный суд Грузии постановил, что употребление марихуаны в небольших дозах не будет подлежать тюремному наказанию.

Начало 2017 года. Число стран, которые внедрили в различных формах декриминализацию наркотиков, превысила два десятка. В их числе: Португалия, Уругвай, Испания, Нидерланды, Чехия, Бельгия, Австрия, Люксембург, некоторые федеральные земли Германии и другие.

Беларусь, наши дни. В стране действует статья 328 Уголовного кодекса, которая предполагает ответственность за употребление и хранение наркотиков. За торговлю наркотиками грозит до 25 лет тюрьмы. Глава МВД не исключает, что в скором времени в Беларуси могут появиться ЛТП для наркоманов.

То есть мир идет к тому, чтобы бороться с наркотиками не наказанием, а, напротив, всяческой ее декриминализацией. В то время как в Беларуси наркоманы — это либо люди, которых надо сажать, либо люди, которых надо отправлять на принудительное лечение.

По словам врача-психиатра-нарколога, ассистента кафедры психиатрии и медицинской психологии БГМУ Владимира Пикирени, за последние годы ситуация на наркосцене Беларуси значительно изменилась. Так, если до 2014 года основной группой распространенных наркотиков в стране были опиоиды, то после ужесточения законодательства и антимакового декрета количество потребляющих опий уменьшилось. На первый план вышли синтетические наркотики. Наибольший их пик пришелся на 2015 и первую половину 2016 годов. Однако уже к концу прошлого года ситуация стала меняться. Постоянные наркопотребители убедились в опасности «синтетики» и возвращаются к традиционным наркотиком. Об этой тенденции также свидетельствуют и цифры. Если в 2015 году изъятие опиоидов составляла не больше 10% от общего числа наркотиков, то в 2016 году они составляют 30–40%.

Но криминализированное отношение к наркоманам загонят их в еще большее подполье, и проблему этим не решить.

Владимир подчеркивает, что синтетические и дизайнерские наркотики по-прежнему превалируют на белорусском наркорынке, но изменить ситуацию в лучшую сторону могла бы декриминализация легких наркотиков. Это бы повлияло и на то, что стали бы меньше потреблять тяжелых.

— Последние тенденции свидетельствуют об увеличении распространения новых синтетических наркотиков во всех странах мира, — подчеркивает Владимир Пикиреня. — Во многом, это связано с экономическими причинами. Синтетические наркотики дешевы в производстве, и их достаточно просто можно купить. Но если мы посмотрим на страны, где легкие наркотики декриминализованы, то количество синтетических и дизайнерских наркотиков в них меньше. Показательным является пример Нидерландов. Во многом из-за того, что употребление легких наркотиков не подлежит уголовной ответственности, в этой стране один из самых низких уровней потребления тяжелых наркотиков в Европе. Интересен пример Португалии. Раньше в этой стране была одна из самых трудных ситуаций с тяжелыми наркотиками в ЕС. Но когда Португалия стала на путь декриминализации и ресоциализации, за последние 10–15 лет ей удалось исправить наркологическую и криминогенную ситуацию в лучшую сторону.