76 лет назад девочку Цилю приговорили к смерти и сбросили в яму с телами. А ее односельчанку Марию чуть не расстрелял полицай. Циля и Мария чудом уцелели, и сегодня одной из них — 88, а второй — 79 лет. Они живут в Минске, вот только о случившемся с ними никто не знает, потому что о Холокосте — массовом уничтожении евреев — почти не говорят в белорусских школах. Записывает воспоминания выживших Неонила Львовна из Осиповичей. Вот уже десять лет обычная школьная учительница встречается со свидетелями катастрофы и восстанавливает по крупицам их истории. Неонила Львовна уверена: это важно для того, чтобы трагедия не повторилась. Благодаря ей найдены сведения о ста убитых евреях. А прямо сейчас, несмотря на то, что ее увлечение не поддерживают близкие, она ездит по Беларуси и ищет свидетельства о священнике Стефане Кучинском, чтобы сделать его Праведником народов мира.

Десять лет назад учительница из Осиповичей Неонила Львовна Цыганок побывала на республиканском семинаре педагогов, посвященном Холокосту, и в ее голове всё перевернулось. Она была поражена масштабом трагедии, о которой совершенно не говорят в школах. «Я окончила истфак БГУ и ничего не знала о Холокосте вообще», — признается учительница. А когда вместе с учениками провела опрос в Осиповичах, оказалось, что о Холокосте ничего не слышали 97% населения. «То, что евреев уничтожали всех поголовно, от младенцев до стариков, без всякой причины — такая дикость, которую я понять не могу, и невозможно, чтобы это забыли», — сказала себе учительница и занялась многолетним изучением трагедии евреев в Осиповичском крае. Десять лет Неонила Львовна ездила по деревням и городам, встречалась со свидетелями трагедии и сидела в архивах.

Сегодня школьная учительница продолжает в одиночку собирать сведения о Холокосте. И делает она это всё для того, чтобы ее школьники не очерствели. 

«День, когда меня убили»

Холокост — это массовое уничтожение нацистами представителей различных этнических и социальных групп: поляков, цыган, гомосексуальных мужчин, инвалидов и т. д. Но больше всего от него пострадали евреи. В результате масштабного геноцида в Европе были убиты шесть миллионов евреев. Два миллиона из них проживали на территории СССР. А 800 тысяч — в Беларуси.

Неонила Львовна занимается историей Холокоста не покладая рук. За это время она восстановила имена, фамилии и род занятий трех сотен евреев, живших в Осиповичах до войны. Узнала фамилии погибших во время войны 100 евреев, которые отсутствовали в книге Памяти Осиповичского района. Сожалеет Неонила Львовна только о том, что ее деятельность мало кто поддерживает.

— Основная позиция наших людей такая: зачем говорить о евреях, когда погибло во время войны столько белорусов? Но я не рассматриваю их как евреев, я рассматриваю их просто как советских людей. То, что их уничтожали всех поголовно, от младенцев до стариков, без всякой причины — для меня это такая дикость, которую я понять не могу, и невозможно, чтобы это забыли.

Сегодня Неонила Львовна приехала в Минск — в гости к Циле Рубинчик, пожилой еврейке, чтобы записать ее воспоминания.

В паспорте указано, что Циле Гильевне 91 год, но пенсионерка утверждает, что документы врут, и ей 88.

Циля сидит на старом диване и рассказывает, как подростком выбралась из расстрельной ямы, скиталась по лесам, а потом не могла найти приюта у родных и знакомых. Всё потому, что Циля Гильевна — еврейка, и во время Великой Отечетственной войны таких, как она, расстреливали без оглядки на пол и возраст.

Когда началась война, Циля Рубинчик, 13-летняя девочка, жила в местечке Свислочь, небольшом — на три тысячи человек.  

— У нас не было разницы, еврей ты или нет, — вспоминает пенсионерка. —  Все говорили на идише, старики, конечно. Молодежь — нет. Но, когда началась война, наши соседи — три метра от нашего до ихнего дома — пошли в полицаи. Зачем? Как зачем — немцы пришли! Если учитель по военному делу пошел в полицию, почему ж не пойти Ганне ці какому-нибудь Гаўрыле? Он же пошел, он же грамотный человек! И я пойду! Эта война разлучила всех и вся. Ну как же: вот у моей мамы брата Аббы вся семья была русская, жена Маня, все. И он прятался на чердаке у брата Мани. А жена брата, Катька, говорит: «Идите забярыце жыда!»

Зачем она это сделала? Потому что она сволочь! Это нелюди. Любую собаку с улицы можно пожалеть больше, чем их. А потом после войны Манин брат был кладовщиком в колхозе, полез закрывать окно, свалился — и насмерть. А ему было только 29 лет. Я думаю, что он просто не мог пережить того, что они сделали. Я же атеистка, не могу сказать, что это кара небесная. Но как ни говорите, что-то такое есть.

«Сдать» соседа в полицию было выгодно, ведь после расстрела еврейской семьи оставались дома, вещи, продукты, объясняет пенсионерка.

— Все грабили! — волнуется Циля Гильевна. — Вот видели «Свадьбу в Малиновке», как один там бежит с гусем? Так и они. На машину, куда евреев перед расстрелом погрузили, лезли русские женщины, сдирали платки с голов, вырывали серьги из ушей, и все кричали: «Юде капут». Я, когда вернулась в Свислочь после освобождения, на улице сорвала зимнее пальто моей сестры с Тесленок Ларисы, сорвала серое крепдешиновое платье. И шкаф свой забрала, и зеркало забрала. А Лариса говорила: «Циленька, я же не брала, мне дали».

Вещей же много было, ей подошло пальто — она взяла пальто. Вы бы так не сделали? И в доме моем после войны уже жили другие люди. Конечно, я забрала дом назад, но их не выгнала, жили вместе. Не выгнала, потому что они бедные, да и вообще — такой я человек.

Саму Цилю Гильевну спасли добрые люди, но «расстрела» девочке избежать не удалось. В один из дней «зачистки» погибла вся ее семья: мама и пятеро братьев и сестер. Младшим было всего четыре и два года. В живых остались Циля, её сестра Нина и отец, который был на фронте.

Я так кричала, что после войны, когда пришла в Свислочь, Маня Булак сказала, что мой крик у нее так и звенит в ушах

— 13 октября (1941 года — прим. »Имена») была очень сильная стрельба, — вспоминает Циля Гильевна. —  Мама мне говорит: «Прячься где-нибудь». Я тогда во двор к Яновским. Тут наш сарай, и тут Васи Яновского сарай, а между ними небольшое расстояние. И решетчатый забор. Я забилась в угол. Смотрю, заходит в наш двор Ганна «Пуциха», ее братья Миша и Гриша, муж Иван и сынок. И сразу в сарай! Выводят брата моего. Потом маму вывели и детей. А вот собаку Белку они не смогли вывести. Потом рассказывали, что она так и подохла под канапой. Мишина жена Марфа: «Так гэта ня ўсе! А дзе ш Цилька тая?» И повели их. А я всё это наблюдаю. Хорошо так, правда? Вот так.

— Утром я решила уходить, спустилась вниз к реке, думаю: переплыву, — вспоминает пенсионерка. — Плавала я отменно. Спустилась к реке, и вдруг меня хвать за руку! А это Кобылянец Вася. Полицаи стояли около реки, караулили, чтобы никто не сбежал. Он нарвался на меня.

Я так кричала, что после войны, когда пришла в Свислочь, Маня Булак сказала, что мой крик у нее так и звенит в ушах. Я кричала: «Я с тобой еще рассчитаюсь!» Так он меня за руку дотянул до сельсовета, примерно полкилометра. И когда меня уже на крыльцо толкнул (а я все кричу), там стоял Петя Лузанов, школьник, так он мне по руке как дал прикладом.

— Ввели меня в сельсовет, — продолжает Циля Гильевна, — а там уже очень много людей. Люди стояли «на головах». Вот это я хорошо помню. Я сразу потеряла сознание. Кто меня на машину кинул, этого я не знаю. Во-первых, холодная, во-вторых, перепуганная, не знаю, как и что. Когда переехали через мост, тоже ничего не помню. Смутно только, что на машине был выстрел. Еще помню, что я летела. Это они меня вкинули в яму, где были уже убитые. Вот и всё.

Через Холокост дети глубоко понимают взаимоотношения между нациями: что все равны, что нужно уважительно относиться друг к другу

Очнулась я, когда было уже темно, поняла, что кто-то на мне лежит и тупая боль в левом предплечье. Это я упала на чьи-то кости, потому что стреляли в лицо, летели головы с черными длинными волосами. Я выкарабкалась из-под убитых людей, оглянулась — нигде никого. Везде тишина.

Несколько месяцев молодая Циля жила в лесу, выходила иногда к людям, чтобы добыть еды и помыться. Если видела растопленную баню, ждала, пока сельчане вымоются, а потом тихо бежала мыться сама. Но долго девочка нигде не оставалась — боялась, что знакомые люди, бывшие соседи, выдадут еврейку немцам. Уходила от дома всё дальше — и становилось спокойнее, потому что уже можно было придумать легенду о детском доме в Минске, о бабушке под Могилевом, и главное — о русской национальности. В декабре Циля наконец нашла дом, в котором ее приютили, но не столько по доброте душевной, сколько из практичных соображений: сильная девушка была полезна в хозяйстве.

— Я выжила только потому, что у меня язык как бритва и матляецца он спрытна, — смеется пенсионерка. — Когда я приходила, никогда ничего не просила. И если вижу, что что-то делают — обязательно помогу. Вот и всё. И я очень благодарна этим людям, но ведь они не знали, кто я. А я была полезная: могла и огород обработать, распахать, и картошку обогнать, и забор построить — а почему бы и нет? И платочки я потом вязала, а за них нам давали зерно.

«Если думать о хорошем — становится больше хорошего»

От Цили Рубинчик учительница Неонила Львовна отправляется в другой конец города, к Марии Яновской. По дороге она рассуждает о том, как в Беларуси плохо развито преподавание Холокоста, а в школьных учебниках почти ничего не найти об этой трагедии.

— Огромная проблема! — объясняет Неонила Львовна. — В Украине в тысячу раз лучше, в России тоже. Отдельной темой в школьной программе Холокоста у нас нет. Только в истории Беларуси в десятом классе немного говорится и буквально одной строчкой во всемирной истории. А это очень важно. Через Холокост дети глубокого понимают взаимоотношения между нациями: что все равны, что нужно уважительно относиться друг к другу, что нельзя допустить повторения такой ситуации. Ведь вчера евреи — завтра могут быть белорусы. На этой теме воспитывается поликультурность. Уважение ко всем людям, живущим на планете.

В историях, которые собирает учительница из Осиповичей, зачастую можно услышать, что к трагедии в Беларуси были причастны местные жители, точно так же, как в Литве и Украине. Однако сама Неонила Львовна категорически не согласна с тем, что белорусов можно обвинить в Холокосте.

— Когда Израиль стал активно заниматься Холокостом, то их правительство потребовало от стран, которые в нем участвовали, принести официальные извинения, — объясняет Неонила Львовна свою позицию. — Все страны — Германия, Украина, Литва, Латвия, Эстония — это сделали, кроме Беларуси. От Беларуси не требовали извинений, потому что белорусы в Холокосте не участвовали: не выдавали массово, не уничтожали сами. Белорусы могли поймать, притащить, но они не стреляли.

Она отмечает, что многие белорусы спасали и укрывали евреев, так, как это сделал в деревне Свислочь местный священник Стефан Кучинский. В годы войны он укрывал у себя от немцев несколько детей, а еще помог выжить семье Марии Яновской.

Броня, пока я здесь работаю и живу, ты будешь сохранена

…Марии Максимовне в 1941 году было всего три года. Но она до сих пор помнит, как они с мамой шли из Минска в родную деревню отца Свислочь, как много было убитых вдоль дорог, и как страшно ухала ночью в лесу сова.

— Был в деревне бургомистр, — вспоминает Мария Максимовна. — Он позвал маму и сказал: «Броня, пока я здесь работаю и живу, ты будешь сохранена». Нужно было только молчать. Все проблемы могли быть от меня. У меня никакого страха не было, я понятия не имела, что нужно бояться. Ну и получала от мамы за это.

Был такой случай: я шла через дорогу, уже поздновато было, уже патруль шел: немец с полицаем обычно ходили. Ну и они ж не видят ребенок это или нет, тень и всё. Говорят: «Пароль!» А я им — «Засранный король!» То, что говорили хлопцы, то я и сказала. Этот полицай пришел к нам и говорит папе: «Максим, смотри за своей девкой, ты знаешь, что она утворила сегодня? Хорошо, немец не понял, я ему не перевел». Вот такая я была.

Очень хорошо запомнила случай: она написала Лене на заборе: «Бей жидов, спасай Россию»

Мария Максимовна считает, что полицаи в военное время были хуже немцев: «Откуда немцы знали, кто еврей? Кто что? Только от полицаев. Но маме подсказали, чтоб она покрестилась в православную веру и чтоб все люди это видели. Я сама помню, что была полная церковь людей», — вспоминает она.

Этот полицай привел своего сына, чтобы его в Минск отвезли. А я, когда его увидела, понесла: и «полицайская морда», и «фашист», и «вон отсюда».

Крестил Марию Максимовну батюшка Стефан Кучинский. Обряд был «подставной», но вся деревня видела, что «жидовки» окрестились, а значит, выдавать их немцам больше не было смысла.

— Но всё равно, сколько я была в деревне, столько хоть исподтишка, но высказывалось, — вздыхает Мария Максимовна. — И при том, что папа был белорус, мама приняла христианство, я крещеная: крестик есть, я ношу. Но в деревне я всё равно жидовка. Очень хорошо запомнила случай: Франкина Лена, еврейка, жила с мамой и отчимом. А с ней в одном классе училась Алиновская Лиля, и она написала Лене на заборе: «Бей жидов, спасай Россию». Но Бог на свете есть. Лиля выучилась в Могилеве, приехала в Минск и вышла замуж… за еврея!

— Человек может измениться, — уверена Мария Максимовна. — Вот, например, полицай. Я его запомнила на всю жизнь, Завтрак его фамилия. Мы с подружками Ларисой и Ирой тащили бревно от реки. И проходили мимо дома, где были полицаи. Один из них выставил в окно пулемет и кричит, чтобы мы это бревно ему отдали. Ира говорит: «Отдайте», а мы с Ларисой ни в какую. Он требует, грозится, что будет стрелять. Мимо шла бабушка, она уговорила нас кинуть это бревно. Но он был готов нас, детей, стрелять! И вот после войны мы приехали из Минска на рыбалку в Свислочь. И этот полицай привел своего сына, чтобы его в Минск отвезли. А я, когда его увидела, меня как подняло, понесла: и «полицайская морда», и «фашист», и «вон отсюда». Он выскочил. А потом пришел к маме, говорит: «Я знаю, что виноват». Перед сыном ему было стыдно, мальчик не знал, что батька такое делал. А я не то, что не прощаю, я не хочу об этом думать, не хочу держать в голове эту гадость. Мне кажется, если думать о хорошем — становится больше хорошего.

Человек, спасший одну жизнь — спас целый мир

Конечно, не все местные жители сдавали евреев немцам во время войны, говорит Неонила Львовна. Были и те, кто спасал обреченных на смерть. Сегодня их называют Праведниками народов мира. И учительница из Осиповичей собирает документы о признании праведником священника Стефана Кучинского — того самого, который крестил Марию и спасал евреев Свислочи.

О священнике рассказывали и Циля Гильевна, и Мария Максимовна. Пенсионерки сообщили, что в годы войны он еще спрятал у себя в доме двух мальчишек из еврейской семьи — Леонида и Бориса Гришановичей. Братьям было всего три года и семь лет. Укрывал их священник не только от немцев, но и от соседей, и даже от собственных домочадцев: маленькие внуки могли, сами того не зная, донести на еврейских детей. Он сильно рисковал. Православное духовенство находилось под пристальным присмотром оккупационных властей, и заниматься спасением евреев было равносильно самоубийству.

— Фактов, что священнослужители любой конфессии спасали евреев, — мало, — говорит Неонила Львовна. — Доказано, что в России было пять или шесть таких священников, несколько в Украине, а в Беларуси, по-моему, только один.

Поэтому новый факт спасения евреев православным белорусским священником очень важен. Но он не был никак доказан: один человек сказал — это всё равно что ничего.

Но сегодня доказательств спасения почти достаточно: есть свидетельство Цили Гильявны, самого спасённого — Бориса Гришановича, жены Леонида, внука и внучки Кучинского, косвенные свидетельства жителей деревни.

Учительница из Осиповичей уверена, что в самом скором времени Стефан Кучинский станет Праведником народов мира, посмертно. Она уже послала запрос в израильский институт катастрофы и героизма «Яд ва-Шем». Ждет ответа.

Неонила Львовна говорит, что смысл ее работы состоит в том, чтобы каждый подвиг был отмечен, в школьных учебниках писали о Холокосте, а белорусы не забывали о трагедии, которая произошла на их земле совсем недавно.

— Евреи считают, что человек, спасший одну жизнь, спас целый мир, — говорит она. — Вот Кучинский спас Бориса и Леонида. Мальчики женились, выросли, у них родились дети, у этих детей тоже родились дети, и так жизнь на Земле продолжается. А смысл в том, чтобы жизнь продолжалась.

Лучшая награда для учительницы за десять лет исследований — общественное мнение. Когда вместе со своими учениками она сделала повторный опрос в Осиповичах, оказалось, что уже 67% школьников и взрослых четко знали, что такое Холокост. Но, по словам учительницы, пока ее не понимают даже родные. Говорят, что лучше бы занималась домашними делами.

—  Иногда можно услышать от знакомых «…уже достала эта Цыганок со своими евреями», — признается учительница. — Даже близкие друзья говорят, что я трачу на исследование Холокоста слишком много времени, которое могла бы тратить на свою семью: не пол мою, не пыль убираю, а вот пишу работы, встречаюсь с чужими людьми. Но я считаю, что кто-то должен это сделать, нельзя, чтобы это было забыто. Это важно и для моей семьи. Потому что пыль преходяща, а история вечна.