11 апреля 2011 года во время взрыва в минском метро гранитный осколок попал 21-летнему Роме Каптюху прямо в сердце. Рома умер на месте. Спустя пять лет его отец — бронзовый призер Олимпийских игр и чемпионатов мира в метании диска Василий Каптюх — рассказывает «Именам», как трагически стала меняться и его собственная жизнь.
— Я ведь спортсмен. В спорте — всю жизнь. Страничка даже про меня в Википедии есть. Так вот раньше «забиваешь» меня в поисковик и видишь: спортсмен такой-то, завоевал то-то, достиг того-то. Но после смерти сына в моей жизни поменялось все. Капитально.
Жить полноценно без него я так и не научился. Прошлое мое как будто исчезло. Я ассоциируюсь теперь с терактом, да и в душе у меня, если честно, только это.
Поверить, что сына нет уже пять лет, я не могу до конца и сегодня. До сих пор не могу понять, как можно было средь бела дня пронести бомбу в метро. Слезы наворачиваются на глаза каждый день.
В 2011-м Роме был всего 21 год. Его жизнь только начиналась. И я тогда совсем не о том думал. Я уже внуков хотел. И тут этот взрыв…
У нас с сыном была какая-то сильная связь. Может, потому, что я много вложил в его воспитание, учил его быть настоящим мужчиной. И он был таким.
Например, Рома не умел врать. Он учился тогда в торговом колледже. Но быстро разочаровался, потому что их учили, по мнению Ромы, «втюхивать» людям товар и говорить, какой он хороший, хотя на самом деле это был плохой товар.
В тот день — 11 апреля — он как раз ехал забирать из колледжа документы. И погиб.
Рома похоронен в Колодищах. Мне знакомые говорили, мол, я же чемпион, мог бы выбить Роме место и на минском кладбище. Но я не ставил себе такую цель. Сейчас к нему на кладбище я езжу очень редко. Наверное, это к лучшему. Если бы его в Минске похоронили, я бы там на его могиле и полег бы. Жил бы там.
Удивительно: мне сейчас только 48. Но за эти пять лет я так сильно состарился, что ощущаю себя в коллективе с 75-летними на одинаковом уровне. Какой -то резкий провал в старость. Знаю, что жить — надо, а как жить — не знаю.
— Помню, когда моего отца не стало, я два месяца спать не мог. Это 2004-й был, олимпийский год.
Тоже было тяжело, но было и осознание того, что в принципе это естественный процесс — когда дети хоронят родителей. А когда родители хоронят своих детей — это я принять не могу.
Поэтому одной из главных тем, которыми я интересовался все эти годы, было то, как родители переживают смерть своих детей.
Думаю иногда и о том, как там родители Коновалова? Ковалева? Научились ли жить по-новому?
Вот как после такого найти новую колею жизни?
Ответа я так и не нашел. И где-то застрял, сам не знаю, где.
Меня перестали интересовать материальные ценности в принципе. Раньше я мог то там подработать, то там. Цели были в жизни. С друзьями встречался, рыбалка, все такое. Сейчас я закрылся. Мне звонят, пишут, спрашивают, куда я пропал. А я сам не знаю, куда я пропал.
С того 11 апреля я так и не могу себя заставить даже по телефону людям звонить. Потому что последний раз, когда я активно пытался дозвониться человеку — своему сыну — он был уже мертвый. Я помню эти гудки.
И теперь осталось это ощущение, что если я звоню, а человек не берет трубку, то с ним что-то случилось. С этим внутренним страхом ничего не могу сделать. Если мне звонят — тогда я отвечаю. А сам звонить не могу.
Самым тяжелым был первый год без Ромы. Я думал бросить все. Думал, может, уехать из страны. Бывало, крышу вообще сносило. Просто не хотелось жить. Утром просыпался и думал: «А зачем я проснулся?»
Тогда же были такие моменты, когда мне на страницу «Вконтакте» писали какие-то люди и доказывали, что это не мой сын погиб, что это провокация. Я сына похоронил, а они мне доказывают, что я лох, поддался на провокацию.
Первое время я ходил к психологам, к психотерапевтам, к батюшке… Но мысли, зачем я проснулся, знаете, бывают и сейчас. Мне надо куда -то деваться. Время идет, но мне все так же нужна психологическая помощь. Осталось у меня сожаление, что я почти не видел, как вырос мой сын. В 2008 году я закончил выступать и много думал о том, что хочу с сыном проводить больше времени. У меня ведь работа такая, что я дома почти никогда не бывал…
Когда -то я объехал почти весь мир. А пять последних лет, если езжу, то по республике. Путешествую я сейчас в основном по страницам людей в Instagram, и мне этого хватает. Сам тоже фотографии публикую. Огурцы, тыквы, цветочки, погода, дерево. Мне нравится фотографировать еще с детских лет, когда у меня был фотоаппарат «Смена-8».
Когда родители хоронят своих детей — это я принять не могу
Деньги действительно не самое главное теперь для меня. Хотя для жизни они нужны. Телевизор вот сломался — нужно чинить. А он так и стоит, сломанный.
Машину тоже надо содержать… Но зачем она мне? У меня сегодня маршрут простой: дом — работа — дом. Живу в Уручье, езжу с утра в манеж на Калиновского на Ромкином велосипеде, потом обратно. Раньше Рома на этом велосипеде ездил, а вот теперь я…
Предлагали мне работу за границей, довольно высокооплачиваемую. Я отказался. И мне многие говорили: «Дурак!» Раньше, знаете, наверное, поехал бы. Но остался в Беларуси, с маленькой зарплатой. И меня нисколько не пугает такая игра на выживание. Что мне нужно? За квартиру заплатить, да и все. А что там поесть, меня даже это не сильно волнует.
И почему так сильно рубануло? Ведь у меня у самого были раньше ситуации на грани жизни и смерти. Три раза! Сначала на стройке как-то плита упала, меня чуть не пришибло. А потом два раза в самолете: один раз летел из Америки в Ирландию, шасси замерзло, не могли долго приземлиться, а потом как-то из Москвы летел, и иллюминатор треснул. Самолет тогда заглох на ходу, на винтах летел.
Я тогда еще понял, что все мы под богом ходим, что смерть рядом на самом деле. Страшно в жизни уже было. Но такого шока длиной в пять лет у меня не было. Может, потому, что за себя я никогда не боялся и не боюсь. Даже когда случился теракт, то я поехал к психотерапевту в Новинки, в первую очередь, чтобы не себя спасать, а совета спросить: как маленькой дочери объяснить, что ее братика больше нет? Аленке тогда 3 года было. Сейчас она уже и не помнит, как Рома выглядел… Но что с ним случилось, — это мы ей все рассказали.
Как маленькой дочери объяснить, что ее братика больше нет?
Планы строить пока сложно. Мечтаю, чтобы семья снова была крепкая.
После трагедии с женой мы тоже как-то отдалились друг от друга.
Хорошо, что у меня есть моя тренерская работа… Есть люди, за которых я ответственен. Я тренирую детей от 13 до 20 лет в Республиканском центре олимпийской подготовки по легкой атлетике. Новичков в основном.
Хочется найти продолжение своих успехов. Положительных эмоций в моей жизни нет, но, когда мои ученики показывают результат, я радуюсь. В этом году один мой ученик стал 4-м на чемпионате мира по метанию диска в Колумбии. Еще в этом году мне присвоили звание лучшего тренера среди юношей. Это придало уверенности.
Но депрессия меня сопровождает постоянно. Раньше, если слышал новость, что теракт где-то или война — казалось, это где-то далеко, а моя жизнь продолжается. За это время терактов уже случилось много. В Париже теракт, в Египте, когда самолет с пассажирами подбили… Каждая такая новость — и меня подрубает снова.
А люди вокруг, смотрю, продолжают жить, смеяться. Я уже так не могу. Я знаю, что кому-то в эти минуты очень тяжело, и просто радоваться жизни дальше уже не получается.