Дмитрий Брушко достает из рюкзака увесистую книгу. На первой странице стоят дата 11 мая 1998 года и подпись размашистым почерком «Диме! Моему самому дорогому человеку! Спасибо за верность и терпение! Будь лучше! Папа». Внутри — фотографии и истории жителей зон отселения после аварии на ЧАЭС.
Последние пять лет своей жизни Сергей Брушко страдал от редкой болезни Рейно. Болезнь забрала его в 42 года, но после себя фотограф успел оставить бесценное наследие, снимки, на которых запечатлено рождение новой страны — Беларуси.
— Отец был скорее историком-документалистом, а не фотографом, — рассказывает его сын Дмитрий Брушко. — Он сам того не зная, снимал зарождение новой страны, когда белорусы еще не понимали, в какое переломное время живут. Сохраненный архив — это визуальные документы той эпохи. И в этом его уникальность. Отец чуть-чуть не дожил до того, чтобы наконец стать знаменитым.
Дмитрий, как и его известный отец, фотограф. У него есть мечта — издать книгу из фотоснимков отца. Дмитрий рассказал «Именам» о перфекционизме отца, его борьбе с болезнью и о том, почему эта фотокнига так важна для Беларуси.
«Мы вот картошку копаем, а ты чем в этой жизни заниматься собираешься?»
Сергей Брушко рос в поселке Городея под Несвижем, в семье простых рабочих: мама работала на заводе, папа был плотником, а брат в последствие стал главным инженером колхоза. А вот он всегда был очень любознательным, много читал, интересовался фотографией. В 7 лет ему на день рождения подарили первый фотоаппарат.
Школу он закончил с серебряной медалью и хотел стать геологом. Подал документы на геофак, но не хватило одного балла.
— После этого он две недели скрывался в фотолаборатории Городеи, потому что очень боялся отца, моего деда. В семье все были уверены, что он обязательно поступит, но вместо университета была армия. Когда отец вернулся, с одной четверкой в дипломе подал документы на фотографа в молодечненское ПТУ. Дедушка его увлечения не разделял, говорил «Мы вот картошку копаем, а ты кто и чем в этой жизни заниматься собираешься?». Но папа уже поставил себе цель: снимать так же круто, как в журналах «Чешское фото», за которыми он ездил в Литву.
Во время учебы Сергей познакомился со своей будущей женой, затем родился сын. Но через 6 лет отношения разладились и родители Дмитрия развелись.
— Отец нашел вторую жену, но меня не бросил. Мы постоянно виделись.
После того, как прошел распределение в солигорское фотоателье, он ушел в районную газету и стал участвовать в фотоконкурсах. Его заметили и предложили устроиться в Минск, где в те времена нельзя было найти работу без прописки, а прописку — без работы. Такой вот замкнутый круг.
— Но ему каким-то чудом «пробили» возможность официально работать в молодежной белорускоязычной газете «Чырвоная змена». Пару лет он прожил в фотолаборатории, которая находилась в подвале Дома прессы. Потом уже нашлось общежитие, а прописку удалось купить за две зарплаты.
Быть фотографом в смутное время было непросто, иногда небезопасно. Страна состояла практически из одних колхозов и военных баз, поэтому фотографа могли и за шпиона принять. Появился на улице с фотоаппаратом — считай, сразу стал эпицентром внимания. За недостаточно патриотические снимки могли отчитать «сверху». Пойти поснимать Минск было непросто. Ты должен был представляться, показывать удостоверение. Да и снимать можно было только что, что сказали, и с определенного угла, а не всякую «непотребщину». Для отца же съемка всегда была чем-то большим, чем просто репортаж.
«Завтра ты поедешь забирать документы из школы»
Дима в детстве себя фотографом не видел. Он закончил с красным дипломом художественную школу и планировал поступать в Глебовку. Планы пришлось поменять, когда на летних каникулах после 10 класса он приехал к папе в гости в Минск.
— В один прекрасный момент папа открыл справочник для поступающих в ссузы, ткнул пальцем в минский технологический колледж и сказал: «Ты пойдешь учиться сюда». Я почитал и говорю: «Пап, здесь после 9-ти классов нужно, а не после 10-ти!». Он посмотрел внимательно и говорит: «Ну, значит завтра ты поедешь забирать документы из школы». В общем, так я и стал фотографом.
Дмитрий учился на втором курсе колледжа и часто заглядывал к отцу на работу. А тот как-то раз предложил: «У нас тут мое место освободилось, не хочешь попробовать?» В итоге сын с отцом проработали вместе полтора года. Весь первый этаж лаборатории слышал, как Сергей Брушко учит Дмитрия Брушко. Коллега за стенкой говорил Дмитрию, что даже завидует таким урокам.
— Как можно было снимать этот сюжет широкоугольником, почему не стал правее? Зачем ты пленку переводишь, тут же сюжета нет! Снимают головой, а не фотоаппаратом! Пойди и сними запах весны! Иногда я по часу выслушивал от него нотации и выходил весь красный, а на встречу фотографы, которые посмеиваются «Ну что, уроки выучил?». На третий год болезни он был так измотан, что громко и иногда очень обидно срывался. Было сложно сдержаться, но я молчал, потому что все понимал. Он знал, что времени научить меня чему-то было мало.
Сергея Брушко в редакции считали ретроградом за то, что он печатал фотографии на фотобумаге, а не сканировал. Он щепетильно относился ко всему процессу съемки: долго выбирал идеальные настройки для проявления кадров и сушил снимки не феном, чтобы быстрее сдать, а как положено. Для него это была не просто работа, а магия.
— Магия фотографии — это когда ты кладешь бумажку и на ней проявляется прошлое, — вспоминает его слова Дмитрий.
«В художественном музее вообще не считали фотографию искусством»
Для тех времен Сергею Брушко удалось почти невозможное — его фотографии демонстрировали не только на выставке в Национальном художественном музеи, но и в европейских странах. В 1998 году вышла белорусско-швейцарская книга «В поисках Беларуси. 12 лет после Чернобыля».
Выставки с фото наделали много шума — от увиденного европейцы выходили все в слезах. Над проектом трудились швейцарские братья (фотограф и журналист) по фамилии Йегги, а из белорусов — Сергей Брушко и Семен Букчин. Что интересно, авторы проекта практически не пересекались.
— Из белорусов сначала выбрали другого известного фотографа, но не смогли договориться о гонораре. Тогда предложили отцу, который просто очень хотел свою выставку. Год они ездили по стране, снимали и писали о Чернобыле, затем тексты переводили переводчики.
В то время напечатать фотокнигу было практически невозможно. А здесь и денег дали, и в Национальном художественном музее выставку сделали… Это была фантастика! Музей вообще не считал фотографию искусством. Бухгалтер, работавшая над проектом, возмущалась снимкам больных лейкемией детей: «Зачем вы все это снимаете? Нужно же снимать что-то теплое, красивое…» Чернобыль для отца, в первую очередь, — это судьбы людей. Как они покидали свои дома, приезжали на Радуницу… Какой бы ни была страна, память о ней нужно сохранить для потомков. У дедушки вообще весь мир перевернулся, когда он увидел своего сына в газете. Похоже, у него возникла мысль, что главное — уже давно не картошка, и что мир изменился. Он наконец принял отца и его профессию.
Выставка в Национальном художественном музее закончилась за неделю до сорокалетия Сергея. А прямо за праздничным столом он узнал, что его отец только что умер…
Эффективного лечения по-прежнему нет
На пике карьеры у Сергея Брушко резко начались проблемы со здоровьем. Сначала стало сложно держать фотоаппарат и тонкие прозрачные негативы. Руки не слушались, были синими и холодными. Затем то же самое произошло с ногами, постепенно они отказывали. В 36 лет врачи диагностировали у него болезнь Рейно.
История диагноза насчитывает более 150 лет, но врачи до сих пор не знают причину ее возникновения. Предположительно, во всем виновата генетическая предрасположенность и факторы риска вроде стресса, холода, работы руками. Болезнью Рейно страдают по разным данным от 3 до 5% людей, чаще это молодые женщины в странах с холодным климатом. У больных начинаются резкие приступы, во время которых пальцы (иногда нос и уши) становятся белого, синего или красного цвета, немеют и сильно болят, на поздних стадиях начинаются язвы и отмирание тканей.
Эффективного лечения до сих пор нет. Первый способ только убирает симптомы: это сосудорасширяющие препараты, которые спустя время неизбежно скажутся на состоянии сосудов и сердца (чаще больные Рейно умирают как-раз из-за них). Второй вариант хирургический — эндоскопическая симпатэктомия, которая «выключает» нервные волокна, виновные в спазмах. Но и она у многих врачей вызывает сомнения в своей эффективности.
Дмитрий предполагает, что болезнь отца могли спровоцировать частые переохлаждения на работе.
— Это сейчас ты можешь сесть в теплую машину и поехать на съемку, а раньше ездить нужно было на поездах или электричках. Не было никаких мобильных телефонов, пейджеров и Google maps. Всю информацию приходилось добывать самостоятельно, и это было нелегко.
Запаса здоровья Сергею хватило на 5 лет… После вскрытия врачи нашли у него рубцы на сердце: он на ногах перенес два микроинфаркта.
— Вся его жизнь — это чистое преодоление. У него практически требовали взять инвалидность, но он не хотел. Решил, что его путь — фотография, и он должен идти до конца, до последнего кадра. За несколько дней до смерти он еще печатал снимки, но последнюю выставку так и не успел доделать.
«Родственники сожгли пол-архива»
К идее возродить архив с фото Дмитрий шел долго. Но катализатором послужила обида. Во время похорон отца к нему подошел один из фотографов и сказал «Дима, кроме тебя этот архив никому не нужен».
— Это было и обидно, и одновременно правдиво. В итоге это и спасло папин архив, который хранился в лаборатории «Народной газеты». Его давно нужно было утилизировать, но я не горел желанием. Архив был огромным и я разделил его: часть оставил в доме у бабушки, часть — у себя.
Как оказалось, решение было фатальным. Спустя 6 лет бабушка умерла от рака, Дмитрий пару месяцев не мог приехать за архивом и опоздал. Наследники дома сожгли все фото и негативы. Именно в этой части архива было большинство фото о чернобыльской трагедии.
Дмитрий собирал информацию для книги в пятилетнем архиве старых газет «Чырвонай змены» в Национальной библиотеке. И судя по тому, что газеты слиплись от времени, был единственным его читателем. Он хотел найти информацию о некоторых фотографиях, понять ту эпоху. Но напоминание о Советском Союзе оказалось прямо перед ним:
— Оказывается, ты не можешь прийти и взять все газеты сразу, их выдают строго дозированно — в неделю по четыре квартала. Хотелось уже побыстрее все закончить, но каждый раз я слышал: «Мужчина, приходите в понедельник!»
Дмитрий показывает черно-белую фотографию отца. На ней площадь Ленина в Минске, покрытая тысячами людей. Это была забастовка работников заводов, недовольных резким повышением цен в 1991 году. Сейчас даже представить сложно, что это происходило у нас, в Беларуси. На другой фотокарточке — безногий мужчина обедает в поле, рядом стоит мешок с картошкой. Коллега Сергея возмущался тогда «Зачем ты его снимаешь в таком виде?». Но это была Беларусь без купюр. Или вот фотография мальчика и его отца в инвалидном кресле, с которой уже у самого Дмитрия связана история:
— Как-то раз я показывал фотографии на работе. И тут моя коллега удивляется: «Так это же мой сосед со своим папой! Потом посчитала в уме и говорит: «Как раз в это время я новорожденная лежала за соседней стенкой…»
Каждая фотография рассказывает чью-то историю, а весь фотоальбом — историю страны. Книга «Змена» состоит из 200 страниц на русском и английском языках и 100 фотографий Сергея Брушко, сделанных с 1988 по 1993 годы. Страна эпохи перестройки раскрывается в ней не в сухих документальных сводках, а через истории людей, живших тогда.
— Эту книгу я хочу сделать идеальной — с качественным дизайном и на качественной бумаге, как почти никогда в Беларуси еще не делал. У нас есть фильмы о Беларуси того времени, музыка, картины, а цельной фотоистории нет.
Сын собирает средства на издание фотокниги через платформу Ulej. Вы можете помочь ему в этом:
«Имена» работают на деньги читателей. Вы оформляете подписку на 3, 5, 10 рублей в месяц или делаете разовый платеж, а мы находим новые истории и помогаем еще большему количеству людей. Выберите удобный способ перевода — здесь. «Имена» — для читателей, читатели — для «Имен»!