Полгода назад 15-летняя Вика написала письмо своей маме — женщине, которая бросила ее в пять месяцев. Девушка написала о том, что с того самого момента ее жизнь похожа на грустный сериал: папа искал новых спутниц жизни, а когда они уходили, он тоже уходил в запой, сидел в тюрьме. А как только девочке исполнилось 15, отец сильно избил ее. Теперь Вика уже взрослая, учится на повара. И ей очень хочется лично спросить у мамы, кто виноват, что она лишилась детства и росла в приемных семьях. «Я мечтала пойти с мамой в большой торговый центр, перемерять всю красивую одежду», — говорит она. Но при встрече увидела то, что увидела: пьяное лицо, разваленный дом и жизнь, как у бомжей.
«Дело № 18. При живых родителях» — спецпроект журнала «Имена» о социальном сиротстве. Статус «при живых родителях» имеют 80% сирот в Беларуси. Декрет президента № 18, который должен защищать детей в неблагополучных семьях, пока существенно не повлиял на снижение этой цифры. Четверо учащихся Вилейского колледжа написали письма своим биологическим родителям о том, что прощают их и хотят познакомиться.
Журналисты попытались пройти этот путь с ребятами от начала написания письма еще в ноябре прошлого года до встречи с родителями.
Шаблонные письма
Больше семи лет назад Игорь Китиков, директор Вилейского профессионально-технического колледжа придумал, как сам говорит, «временный» проект «Письма счастья». По его условиям, дети, которых признали социальными сиротами, писали шаблонные письма своим биологическим родителям, которые по разным причинам оставили их много лет назад. Одни мамы пили, другие — попали в тюрьму, а кто-то просто решил не обременять себя родительскими обязанностями.
Основной посыл писем был примерно такой: «Мамочка, мне так одиноко, мне осталось совсем немного учиться, устройся, пожалуйста, на работу. Вскоре я сам (а) смогу тебе помогать».
Изначально это делалось для того, чтобы расшевелить должника. По закону в нашей стране биологические родители должны платить государству за содержание детей, если их лишили родительских прав. Даже если после колледжа ребенок поступает в вуз, мама и папа продолжают платить «алименты». Но образ жизни большинства родителей таков, что долги перед государством постоянно растут и одновременно добавляются пропуски на работе. Если они прогуляют 10 дней работы за три месяца, их обвинят в уклонении от выплат расходов, затраченных государством на содержание детей. И как итог — административная, уголовная ответственность и арест.
«Письма счастья» приносили за эти годы разные плоды: кто-то равнодушно игнорировал ответ, кто-то спустя 18 лет расставания и письменного отказа в роддоме от ребенка смог наладить с ним контакт, кто-то устраивался на работу, погашал свой долг, но от общения со своими детьми отказывался.
В спецпроекте журнала «Имена» — четыре добровольца, которые сильнее всех хотели бы сложить «пазлы» своей детской жизни, встретить биологических родителей и задать им главный вопрос: «Почему получилось именно так, что всё детство — это детские дома и приемные, чужие, семьи?» Ответ на письма получили только трое. Встретиться с мамами смогли лишь двое, с папой — один (мама в назначенное время специально уехала в другой город). Четвертый парень, который написал письмо с обратным конвертом и чистым листом маме в тюрьму, где она сидит за уклонение от выплат «алиментов государству», ответ не получил.
Сегодня, в Международный день защиты детей, публикуем первую историю — Вики Миликуловой:
«Папа сел в тюрьму, а меня забрали в приемную семью»
15-летняя Виктория Миликулова родилась в городском поселке Кривичи Мядельского района. Мама Светлана и папа Георгий работали в колхозе разнорабочими, строили планы на будущее, обустраивали быт. А потом что-то надломилось. Когда Вика была еще пятимесячным младенцем, мама ушла из дома. Они сильно пила. Домой не возвращалась, а ее никто и не искал. Маму долго не лишали родительских прав. Случилось это только спустя пять лет. Отец Вики сам заботился о дочери и был озадачен поиском новой спутницы жизни — непьющей и заботливой женщины.
Я своего детства практически не помню.
Уже сейчас, глядя на взрослую Вику, общаясь с ней, мы понимаем: жизнь этой 15-летней девочки похожа на грустный сериал с неожиданными сюжетами. Вокруг нее постоянно было много новых людей, случилось и предательство, и избиение, были приемные семьи — новые временные родители, мечты и сорванные планы, суды и неопределенность…
— Я своего детства практически не помню, — рассказывает Вика. — Когда я была маленькая, с нами жила Алла — няня из детского сада, папина гражданская жена. Она пришла практически сразу после того, как исчезла мама.
— Когда я была в младшей группе садика, папу за разбой посадили в тюрьму, а меня забрали в приемную семью. У моей бабушки было четверо других внуков от второго сына — папиного брата, который жил со своей женой, но постоянно с ней дрался и ругался. В итоге жена от него ушла, бросила детей. А дядя ушел в долгий запой в соседнем общежитии. С бабулей быть я не могла, на ней и так было много ответственности, — вспоминает Вика.
Маленькая деревня с тремя улицами Стаховцы Мядельского района славится большим количеством приемных семей, где Вика побывала дважды, и у разных родителей. Первый раз попала еще в дошкольном возрасте к мужу и жене, а второй — уже подростком к одинокой приемной маме.
— В первой приемной семье я прожила пять лет, у них было двое родных детей и четыре приемные девочки примерно моего возраста. Мы жили дружно в просторной светлой комнате, летом ходили купаться на речку, отдыхали в оздоровительных лагерях и санаториях. Я помогала готовить обеды, мыть посуду во время моего дежурства, а по субботам у нас всегда была генеральная уборка всего дома.
Когда Вика пошла во второй класс, ее отец вернулся из тюрьмы, восстановил отношения с мачехой Аллой и забрал Вику домой. Сам вернулся на работу на ферму: летом — пастухом, а зимой — подкармливал коров. В выходные ему предлагали колоть свиней за деньги и свежее мясо.
— Два года мы жили очень хорошо, в доме всегда было вкусно наготовлено, уютно и чисто, — вспоминает Вика. — Алла очень хорошо относилась ко мне и к моему папе. Она всегда делала мне прически, покупала одежду, играла и бегала со мной наперегонки, несмотря на возраст.
Алла ушла от Викиного папы, когда он начал сильно пить и нашел себе новую женщину — доярку Лену. У нее было два сына: Ваня — на год младше Вики, и старший Дима — он тогда сидел в тюрьме за кражу зимнего шарфика на рынке. Вика рассказывает, что привыкла к тому, что дома постоянно были незнакомые ей люди, на которых она со временем перестала обращать внимание. С новой женщиной Леной отец Вики прожил всего четыре года, пока не начал сильно выпивать и избивать ее. Женщина уезжала и возвращалась. Сейчас и вовсе уехала в Минск работать, хотя иногда навещает Георгия.
Как папа сломал Вике нос
С раннего детства Вика мечтала покорять спортивные олимпы. В 7-8-м классе ее мечта начала сбываться, она поступила в Плещеницкую спортивную школу на отделение «Лыжные гонки», параллельно занималась греблей на байдарках, на выходные приезжала домой. Однажды тренер в школе посоветовал Вике попробовать себя в вольной борьбе.
Дать дельный совет и не позволить мне принимать эти спонтанные решения было некому.
— Он сказал, что мое телосложение и сила рук очень подходят для этого вида спорта, — вспоминает девушка. — Я несколько раз ездила на сборы Мядельского училища олимпийского резерва, куда позже и поступила. Проучилась там весь девятый класс. У меня все здорово получалось, тренер хвалил, говорил: «Будешь хорошим борцом!» Но мне казалось, что я все делаю ужасно и ничего у меня не получается. Да еще и домой тянуло. Сейчас очень жалею, что ушла оттуда. Могла бы получить среднеспециальное педагогическое образование, потом пойти повыше и работать тренером. Дать дельный совет и не позволить мне принимать эти спонтанные решения было некому.
Летом на каникулы после 9-го класса Вика вернулась домой к папе в деревню.
А когда Вике только-только исполнилось 15, папа ее избил.
— Он не соображал, куда и зачем бьет, — вспоминает со слезами девушка. — По лицу, по спине, по рукам, по ногам… Сломал мне нос. Он часто последнее время допивался до такого невменяемого состояния. Ему неправильно ответишь, он начинает тебя с агрессией колотить. Я убегала к крестной маме — верующей женщине, что крестила меня в восемь лет. Могла неделю не появляться дома, жить у нее. Потом папа звонил и говорил: «Иди домой». А я его сильно боялась… и шла.
— В очередной раз после таких вот побоев мы с крестной поехали в районный отдел образования и написали заявление, чтобы отказаться от отца, а также заявление в милицию, где сняли мои побои. Было два суда. На первом ему дали предупреждение: если за пять лет повторит избиения, пойдет в тюрьму. А на втором осенью прошлого года его лишили родительских прав и дали полгода на исправление. Папа лежал в больнице, пить перестал, дома навел порядок, посадил огород, работает. Но денег постоянно нет, потому что у него из зарплаты отчисляют мне на учебу.
Каждые выходные Вика приезжает в деревню к отцу. Говорит, уже всё простила. И даже жалеет его. «Жизнь у него — не сахар», — считает она.
— Мы ездим к нему вместе с Вадимом, с которым встречаемся уже восемь месяцев, — рассказывает Вика. — Папе я готовлю еду, убираю в доме, общаемся мало — он много работает.
…А мама была недалеко
После всех этих судов с собственным отцом Вике особенно захотелось найти свою родную маму и новую опору. С раннего детства ей не давали покоя внутренние вопросы. Что случилось? Почему она бросила свою дочь? Почему в ее детской жизни каждый год получался новый бардак? И Вика решилась написать маме письмо, где рассказала, как живет, написала, что прощает ее и как ей не хватает материнского тепла.
Оказалось, что Светлана — мама Вики — живет всего в 16-ти километрах от того дома, из которого она ушла 15 лет назад, оставив мужа и дочь. Письмо от мамы пришло очень быстро и было очень трогательным. В нем она рассказывала, что любит дочь и сделает всё, что в ее силах, чтобы изменить жизнь. Однако с момента получения ответа от мамы и их первой встречи прошло полгода. Причин для этого было много: мама попала в арестный дом за пропуски на работе, потом вернулась в другую деревню, потом ее искали все односельчане…
Не я одна виновата в том, что ты не со мной. Больше виноват твой отец
По просьбе журнала «Имена» председатель сельского совета накануне встречи с Викой приехала с новостью: «Завтра к вам едет дочь». Светлана была дома, но нетрезвой, и, как оказалось, даже не помнила, кто к ней приходил.
— Когда я была еще в 4-м классе, мы с крестной нашли маму в другой деревне, — по дороге к маме в машине рассказывала Виктория. — Я очень хотела познакомиться, поговорить с ней, но мы увидели нетрезвую женщину, которая крепко спала. Рассмотреть ее мне так и не удалось.
— Зачем ты хочешь увидеть маму? — спрашиваем мы на пути к дому Викиной мамы.
— Хочу спросить ее, почему она так поступила и бросила нас с папой. И почему не пыталась меня все эти годы найти, чтобы хотя бы познакомиться. Папа рассказывал, что она приезжала ко мне в школу, но ее почему-то не пускали. Возможно, у нее есть своя правда.
— Какой ты ее представляешь?
— Темные волосы, как у меня… Невысокого роста, лицо белое. Хочу приехать и увидеть ее трезвой. И чтобы у нее с мужем было всё хорошо.
На встречу с мамой поехал и молодой человек Виктории — Вадим. После услышанного о жизни его второй половинки он заплакал, по дороге то и дело шептал: «Мне тебя так жалко, так жалко… Ты и в приемных семьях жила, и папа тебя избил». Молодой человек не мог успокоиться, а Вика под эти неприятные воспоминания взволнованно рисовала свою мечту идеальной семьи на запотевшем стекле автомобиля. Для Вики Вадим сейчас — единственный человек, которому она верит.
В деревне Воробьи нам нужно было найти улицу Центральную, оказалось, что она расположена далеко от центра, вокруг — поля и леса. Деревянный старый покосившийся домик с грудой старого мусора во дворе — это и есть жилище, в котором последнее время живет Викина мама.
— Уверена, что хочешь зайти? — напоследок спрашиваем девушку.
— Да, конечно…
Под громкий лай собаки из дома вышла темноволосая женщина, внешне очень похожая на Вику. Она испугалась, что приехало сразу шесть человек, забежала снова в дом, но через несколько секунд вернулась.
— Вииикааа? Ты? — женщина протянула голосом имя и с минуту всматривалась в лицо молоденькой девочки, пришедшей к ней во двор. Когда Вика молча кивнула головой, подошла и обняла ее.
— Помнишь, ты мне письмо писала? — начала Светлана свой разговор. — Не я одна виновата в том, что ты не со мной. Больше виноват твой отец. Ну, рассказывай, как ты и что ты? Я твоего папу видела, он говорил, что ты мальчика имеешь?
— Да, вон он там стоит.
— Симпатичный…
— Работаешь? — Вика начала идти на контакт.
— Да, — лукавила мама, которая еще не успела отметиться в колхозе после возвращения из арестного дома. — Сегодня раньше отпустили, так бы ты меня не застала. Ты так легко одета, не холодно?
Мама и дочь долго стояли и не знали, что друг другу сказать, бросая неуверенные взгляды друг на друга. За это время из дома выходил мужчина — сожитель Светланы, а также седовласая бабушка Вики, изрядно выпившая. В дом никого не пустили, ссылаясь на то, что он принадлежит сожителю, который против нежданных гостей. Даже если это родная дочь. Первое и единственное общение мамы и дочери произошло в машине и длилось около 20 минут.
— Улыбнись немного, да не кусаюсь я, не бойся, — мама всячески пыталась разрядить обстановку. — Я когда получу «получку», приеду к тебе на велосипеде, куплю какую-нибудь вкуснятину, посидим с тобой где-нибудь, может постепенно и привыкнешь ко мне. Я когда получила письмо от тебя, была очень счастлива. Это как луч солнца в моей темной жизни. Но ответа на мое письмо я больше не получала, хотя очень сильно ждала.
Это не жизнь: без детей, без нормального мужчины, который бы поддержал… А это всё так — существование.
Женщина была открыта к диалогу и с дочерью, и с журналистами, и с воспитателями колледжа.
— Если бы ваша семья сохранилась, дочки были с вами (у Светланы старшая дочь от другого брака удочерена), как думаете, изменилась ли ваша жизнь?
— Я представляю, что утром просыпалась бы, вечером спешила домой, знала бы, что ради кого-то, а не просто так. Это я не живу, это я существую. Это не жизнь: без детей, без нормального мужчины, который бы поддержал… А это всё так — существование.
Мама Вики сейчас работает в колхозе разнорабочей в семи километрах от дома, куда с пением петухов добирается на велосипеде: собирает камни в поле в любую погоду, перебирает гнилые овощи в ангаре, высаживает рассаду и пропалывает колхозный огород. Каждый месяц с ее зарплаты высчитывают 70% на содержание дочери в госучреждениях. Остается 15-20 долларов в месяц. На вопрос, хотела бы она изменить сейчас свою жизнь, отвечает положительно, но уже не знает, как это можно сделать.
Послевкусие
После скорой встречи мама и дочь обнялись на прощание.
Ни звонков, ни новых встреч между самыми родными, казалось бы, людьми, больше не было.
Вика хотела бы общаться по телефону, но видеться больше не хочет.
— Увидела то, что ожидала увидеть — пьяное лицо, разваленный дом, жизнь как у бомжей, — шокирована Вика. — Она так и не сказала, почему ушла от нас. Папа говорил, что воспитывал меня с пяти месяцев, а она сказала, что ушла, когда мне было три года. Во всем винит отца. Я ничего не понимаю… И, наверное, этих ответов никогда не найду.
Сейчас Вика учится на повара-продавца в вилейском колледже. Умеет готовить практически всё из блюд белорусской кухни, кроме кондитерских изделий. С тем, что хочет от жизни и о чем мечтает, еще не определилась.
У меня есть давняя мечта, как в кино: пойти с мамой в большой торговый центр, перемерять всю красивую одежду, наслушаться ее женских рассказов, купить платье в пол и самые модные туфли.
— Мне часто не хватает человека, который смог бы мне посоветовать, направить, — говорит на прощание Вика. — Когда окончу колледж, планирую учиться на шеф-повара, чтобы работать в хорошем ресторане. Или на массажистку. Семью хочу, любящего и верного мужа. И двоих детей… А еще у меня есть давняя мечта, как в кино: пойти с мамой в большой торговый центр, перемерить всю красивую одежду, наслушаться ее женских рассказов, купить платье в пол и самые модные туфли. А потом зайти в салон красоты. Но, увы, моим мечтам, связанным с хорошей родительской семьей, так и не суждено сбыться. И внутри от этого сплошная пустота уже много лет…
Когда у ребенка нет опоры — это проблема
Основатель проекта по поиску наставников для детей-сирот «Нити дружбы» Артем Головий:
— У Вики произошла самая большая трагедия в жизни — разрыв отношений с родными людьми. Она болезненно переживала разрыв с мамой в раннем детстве, потом с отцом, когда его лишили родительских прав, прекращение отношений с приемными семьями. Но несмотря на все эти трудности и предательство, девочка все равно хочет общаться с самыми родными ей людьми. Человек — социальное существо, и он нуждается в отношениях. Сейчас у Вики есть желание создать свою семью, где она хочет восполнить дефицит любви и наверстать всё то, что потеряла. Быть любимой, желанной, нужной — это то, что ей нужно.
Изъятие ребенка из семьи и помещение его в госучреждение — это самое страшное, что может произойти в жизни ребенка. Ведь ребенок лишается отношений с самыми близкими и значимыми для него людьми, что в конечном счете приводит к «расстройству привязанности». Это медицинский диагноз, и он входит в международный классификатор болезней и требует серьезного психологического, а иногда и психиатрического лечения.
Организация жизни подростков в интернате не позволяет ребенку в полной мере освоить навыки управления собой, принятия решений, установления контактов с новыми людьми. Это происходит из-за того, что дети воспитываются в искусственных условиях, где основные их потребности удовлетворяют другие люди, а сами подростки общаются в узком кругу сверстников. В 18 лет, когда молодые люди покидают детский дом или интернат, они должны начать самостоятельную жизнь, однако опыта решения бытовых вопросов, планирования и использования финансов, времени у них нет.
Организация «Нити Дружбы» с 2015 года ищет наставников для сирот в Минске. За два года 20 детей из минских интернатов познакомились со своими взрослыми друзьями. Проект «Наставничество для подростков-сирот» стремится к тому, чтобы у каждого ребенка-сироты был свой наставник — близкий человек, к которому в любое время можно обратиться за помощью и советом.
2586 белорусов в прошлом году были лишены родительских прав. Сиротами при живых родителях стали 3448 детей. А всего, по последним данным, в Беларуси зарегистрировано более 21 000 детей-сирот, из них более 16 000 — социальные сироты.
Сейчас журнал «Имена» собирает деньги на оплату работы сотрудников проекта «Наставничество для продростков-сирот», аренду офиса, интернета и связи, печать промопродукции и пособий для участников тренинга по программе Наставничества. Всего на год работы проекта необходимо собрать 59 925 рублей. Нажимайте кнопку «Помочь», чтобы еще 30 воспитанников интернатов нашли своих наставников.
В следующей статье проекта мы рассказываем о 18-летнем Денисе, который ждал встречи с матерью 11 лет.
Этот материал Имена писали в середине 2017. С тех пор в проекте многое изменилось. Полтора года проект не мог полноценно работать, поскольку специалистов проекта не пускали в интернаты к детям. Все это время руководитель проекта Артем Головий вел переговоры с руководством интернатов, представителями Комитета по образованию, убеждая их в нужности проекта «Наставничество для подростков-сирот». В конце 2018 года после приема у замминистра образования, специалисты проекта подготовили и утвердили в Национальном институте образования учебную программу по подготовке патронатных воспитателей для детей-сирот. Недавно проект заключил договор с детским домом семейного типа «SOS — Детская деревня Боровляны» и будет обучать патронатных воспитателей для сирот, проживающихв этом детском доме. А также продолжит выстраивать сотрудничество с государственными детскими домами и интернатами, чтобы дети-сироты, проживающие там, тоже получили помощь проекта.
«Имена» работают на деньги читателей. Вы присылаете 5, 10, 20 рублей, а мы делаем новые истории и помогаем еще большему количеству людей. «Имена» — для читателей, читатели — для «Имен». Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода!