Возле дома № 49 на улице Притыцкого в Минске всегда чисто. Жильцы дома не нарадуются на своих дворников: не пьют, всегда приветливые, работу делают быстро и аккуратно. Дворников пятеро, и все из одной семьи! Их история похожа на мексиканский сериал. Паша и Лена, родные брат и сестра, росли в разных детдомах и мечтали найти друг друга. Но не встретились даже тогда, когда работали на одной фабрике. А когда Лена вышла замуж, оказалось, что ее муж в интернате дружил с парнем, очень похожим на ее брата. «Мы понимали, что, возможно, нашлись. Но все равно я был в шоке», — смеется Паша.

7.30. Паша на месте. Уже подмел тротуар перед подъездами и бодро выгребает окурки из-под окон — снова кто-то из жильцов высыпал на газон целую охапку бычков. Работает Паша тщательно, не пропуская ни соринки. Готовит контейнеры к приезду мусоровозов, метет улицу, моет подъезды, зимой — чистит снег. За работу Паше не платят, потому что дворником в этом доме оформлен не он, а его родная сестра Лена. Зачем помогает? Чтобы Лене было легче и чтобы у сестры оставалось время на детей.

8.00. Подходит Александр Михайлович. Или, как зовут его в семье, «деда» Саша. Свекр Лены. Мужчина идет встречать мусоровоз, чтобы вовремя откатить контейнеры от дороги на свои места. Поможет невестке и идет на свою работу в управление дорожно-мостового строительства и благоустройства.

8.30. Прибегает Лена. Она уже разобралась с домашними делами, покормила детей и готова приступить к сбору скошенной вчера травы.

Еще в помощниках у нее 5-летний сын Никонур, свояк Гена, брат мужа и «баба Люда», свекровь. 

Лена

Лена и Паша — сироты. Лена старше брата на четыре года. Сначала их родители отказались от Паши. Мама приняла решение еще в роддоме, узнав о том, что ребенок родился низкорослым. А потом начались проблемы с ногами у четырехлетней Лены. Она часто лежала в больницах, никак не хотела расти. Мама подумала, что дочка останется низенькой на всю жизнь, и отвезла ее в детский дом.

Воспоминания из «домашнего» периода у Лены очень смутные: шум электрички, комната, какие-то бутылки, ощущение, как что-то мешает ногам, люди в белых халатах. Всплывает образ какой-то женщины, но мама это или нет, Лена не знает. Зато тот день, когда оказалась в детском доме, помнит хорошо.

— Меня туда привезли на красном автобусе, — говорит Лена. — Смотрю, много детей. Мне сказали, что это детский сад. Я думала, скоро за мной придут, заберут домой. Тут смотрю — на тихий час оставили. Потом и на ночь. А потом день за днем, день за днем.

Дни были трудными. Девочка побывала в семи интернатах. В одних проводила несколько недель, в других — пару месяцев. Где-то задерживалась на пару лет. С теплотой вспоминает только о Воложинской школе-интернате, где она училась и жила с первого по третий класс. До сих пор называет по памяти имена воспитателей и учительницы. Говорит, там хорошо кормили, а педагоги не ленились и водили детей зимой кататься с огромной горки, в кино и на прогулки. Потом Лену перевели в другую школу-интернат, и на этом приятные воспоминания закончились.

Лена прекрасно пела. Побеждала на республиканских конкурсах, даже ездила за границу

Лена говорит, что в 90-е годы рукоприкладство в интернатах было нормой. «Мы были не сахарные, — вспоминает Лена. — Но терпеть просто не было сил. Убегала». Куда? Пожимает плечами: «Главное, не куда, а откуда». Первые два раза было страшно, потом — привычно. Но каждый раз побег заканчивался приемником, а в интернате в качестве дополнительного наказания брили беглецов налысо.

— Первый раз слиняла в шесть лет. Прихватили с собой старшие дети. Сказали, что если не побегу с ними, то получу. Я и побежала. Правда, тогда мы далеко не ушли. Директор школы ехал на работу на «каблучке», загрузил нас всех в него и назад отвез. Потом научилась сбегать дальше: то на электричке в другой город, то бегом по 12 километров от Станьковской школы-интерната до Дзержинска, — вспоминает Лена.

Девочкой она была спортивной, мечтала быть физруком или работать спасателем. Но ей сказали, что с ее ростом об этих профессиях можно забыть. Еще Лена прекрасно пела. Побеждала на республиканских конкурсах, даже ездила за границу. Но учиться музыке не хватило терпения. А объяснить, что это шанс для будущего, было некому.

После окончания школы Лена оказалась в училище, выучилась на технолога обувного производства (специальность называлась «зборщик-заготовщик верха обуви по индивидуальному заказу»), пошла работать на обувную фабрику «ЛеГранд». Работала там и не знала, что этажом ниже трудится ее младший брат Паша.

Паша

Паша после детского дома оказался в одной из минских школ-интернатов. Детство помнит смутно. Особенно ярко — только один момент: в пятом классе его приехала навестить мама.

Вопросов было много: почему оставила? почему раньше не дала о себе знать? почему он родился низкорослым? где его сестра? хочет ли она видеть его?

— Но разговор вышел коротким, — говорит Паша. — Я ее послал. Больше она не приезжала.

После визита мамы Паша заболел псориазом, который лечит до сих пор. Отношения с другими детьми в интернате складывались по-разному. Кто-то дразнил и обзывался из-за роста, кто-то дружил. Среди друзей Паши был мальчик Андрей. Андрею повезло больше: все его братья и сестры жили в одном с ним интернате. К ним даже родители приезжали на выходные.

Через много лет Андрей станет мужем Лены, поможет ей отыскать брата и они заживут все вместе — одной семьей. Но тогда никто об этом не знал: Андрей и Паша просто дружили.

«Деда» Саша, он же Александр Михайлович — тот самый папа Андрея, который приезжал к детям по выходным в интернат, — катит контейнер с мусором и вспоминает:

— Молодые мы были. Жена моя, Людка, что-то разобиделась, ушла, ее лишили родительских прав. Я взял отпуск на месяц, а потом надо было на работу идти. И за детьми смотреть было некому. Андрей был старший, ему тогда всего семь лет было, он и смотрел за младшими. Но по решению суда их всех забрали. Всех одиннадцать.

После окончания школы Паша получил профессию обувщика, жил один, мало с кем общался, работал на обувной фабрике «ЛеГранд»: вырезал составные части обуви и тоже не знал, что этажом выше остатки кожи с почти готовой обуви обрезала его родная сестра.

Ищу тебя

О том, что у Паши есть сестра, он узнал в старших классах школы — рассказали воспитатели. Он пытался выяснить больше: какого она роста, где училась, но не смог. «На мои вопросы и просьбы мне ответили «зачем тебе, что ты с ней будешь делать?» — вспоминает Паша.  

Лена про брата знала больше: что он невысокого роста, что учился в одном из интернатов Минска. Но почитать личное дело, из которого она бы могла узнать детали, ей не дали: сказали, что не имеют права. И девушка стала искать брата среди знакомых по тому единственному внешнему признаку, о котором знала. «Я не успокоилась бы, пока не нашла. Тут ты все время один, один, один, а так — кого-то своего найти. Очень мне этого хотелось».

Найти кого-то своего удалось: Лена познакомилась с Андреем, начали встречаться и вскоре поженились.

— Мы с Андрейкой понимали друг друга с полуслова. Он вырос в интернате, я — в интернате. Интернаты разные, но условия и законы были одинаковые. Так и получается, что интернатовские общаются друг с другом, потому что с «домашними» нам труднее — мы их не понимаем, они нас не понимают.

Мы любим свободу. Чтобы сделал работу — и беги домой, занимайся другой работой

Андрею социальное жилье не полагалось — в родительской квартире были «свободные»  метры. Поэтому из интерната он вернулся к маме, папе и бабушке. Когда женился, привел туда жену. Потом еще и младшего сводного брата Гену.

— Что меня удивило тогда в муже: он не обижался на родителей. Он был настолько им предан, стоял за них горой. И меня и Пашку этому потом научил, — рассказывает Лена.

Как-то однажды Лена с мужем заглянули в гости к сестре Андрея, которая недавно получила квартиру. И встретили там Пашу — он жил в том же доме. Паша узнал своего интернатовского друга и познакомился наконец со своей родной сестрой.

— Мы уже слышали друг о друге и понимали, что, возможно, нашлись. Но все равно я был в шоке, — смеется Паша.

Оказалось, что они очень похожи с сестрой: и по характеру, и по темпераменту, и по предпочтениям. Поэтому сроднились очень быстро, и уже через три месяца Паша перебрался жить к сестре. Сначала на месяц, потом — на три, да так и остался.

— Я был один до этого. Работа была, а зарплату не платили. Полтора года прожил, как в тумане. А с ними мне весело стало, — говорит Паша.

«Видят, что пашем, и все равно мы для них нелюди»

Больше десяти лет наши герои живут большой семьей и все делают вместе. Полтора года назад неожиданно умер Андрей. После смерти мужа Лена задумалась о переезде, но свекр со свекровью уговорили остаться.

— Они мне говорили — ну куда вы пойдете? Мы же все равно семья. И очень поддерживали меня, — вспоминает Лена.

Четкого распределения обязанностей в семье нет: мужчины могут приготовить еду, постирать одежду и сделать уборку, а Лена — забить гвозди, просверлить дырки.

— Когда захочешь хлеба, научишься работать. Пока мы сами не научимся, нас никто не научит и на блюдечке не принесет. Тот же хлеб не принесет, — рассуждает женщина.

А делать они умеют, пожалуй, все. Когда-то даже из трех старых стиральных машин сами собрали одну — рабочую. Недавно затеяли ремонт в квартире: уже положили плитку на кухне и в коридоре, из старой ненужной каморки соорудили для детей настоящий домик, в планах — лепнина в коридоре, кровать в виде машинки для пятилетнего Никонура и много других идей. Воплощать их в жизнь будут только своими руками.

В этом году на общие сбережения купили дом в деревне, где уже обзавелись кроликами и курами, разбили огород и теперь по очереди ездят присматривать за хозяйством. Дети тоже под общим присмотром: когда были маленькими, пеленал их дедушка, укачивала бабушка и прабабушка, а гулять водили дяди.

— Они на все выставки техники ходили. И Пашке это интересно, и дети в восторге, — улыбается Лена.

Последние несколько недель Паша с пятилетним племянником Никонуром вдвоем провели в деревне.

— Я его крестный отец, и когда Андрея не стало, я, получается, вместо него должен за смотреть за детьми. Больше нет у меня времени на встречи с друзьями и развлечения — надо детей поднимать, — рассуждает Паша.

Паша много лет пытается устроиться на работу, но из-за роста его никуда его не берут, даже вахтером в общежитие, так как не дотягивается до кнопки пожарной сигнализации. Разрешение на работу дворником не дает медицинская комиссия — из-за ограничения по подъему тяжестей, а на завод не берут, поскольку там высокие станки.  Правда, на завод ни Паша, ни Лена сами идти не хотят: не могут выдерживать график «от звонка до звонка» — слишком похоже на интернат.

— Мы там все время по расписанию жили. Свободного времени не было. Как в армии. Только армия один год, а у нас — до 18 лет. И на заводе так же. А мы любим свободу. Чтобы сделал работу — и беги домой, занимайся другой работой, — объясняют брат с сестрой.

Несколько лет назад семья купила газонокосилку, появился новый источник дохода: обкашивают траву возле ресторанов, в детских садах и школах. Во время покоса Лена отказывается надевать маску для защиты лица, из-за чего мелкими камнями ей посбивало зубы.

— Эти маски забиваются, их надо чистить, время тратить. А я за это время полполя скошу, — говорит.

Инициативность семьи уже оценили и в детском саду, в который ходит Никонур. Однажды их попросили покрасить пол, а потом обнаружили, что разукрашена вся группа: разными цветами разрисованы стульчики, на полочках появились изображения цветов и бабочек, а выдвижные кровати оформлены в виде радуги.

— Воспитатели теперь говорят — зачем вы это все сделали? Теперь только какая проверка в саду, так сразу к нам ведут, — смеются брат с сестрой.

Не боятся они работы и в деревне: уже ходили помогать взвешивать телят, поливали огороды соседям.

— А что зря сидеть, когда время есть. И на ферме так интересно: мы видели, как молоком по этим трубкам течет и как корова рожает, — восхищается Лена.

Энергия, задор и доброжелательность так и плещут из Лены и Паши, и не заметить это невозможно. Единственное, что их удручает — отношение окружающих.

— В интернате мы прошли школу жизни, ладно, это в прошлом. Но самая большая душевная травма ждала нас потом — это отношение людей к интернатовским,  — с тоской сообщает Лена.

Говорит, что на всех работах изначально было настороженное отношение к ней, а жильцы дома, где они живут, уже много лет не могут принять их семью: критично оценивают детей, делают замечания, обсуждают.

— Видят, что пашем, и все равно мы для них нелюди. Вот это самое обидное.

Лена признается: она все время боится, что если ее дети будут недостаточно опрятны или где-нибудь нашалят, кто-нибудь пожалуется, и их у нее заберут. А дети для этой семьи дворников — самое важное. Паша и Лена в один голос говорят: главное — обеспечить им будущее и дать возможность жить легче и счастливее, чем жили они.

— Мы в старости уедем в деревню, — делятся планами дворники. — Заведем большое хозяйство, купим уток, козу и жеребенка, деньги уже копим.

— Все вместе в деревню поедете? — спрашиваем.

— А как же? — отвечают. — Мы же семья.

Журнал «Имена» работает на деньги читателей. Вы присылаете 5, 10, 20 рублей, а мы ищем новых героев и делаем новые истории. «Имена» — для читателей, читатели — для «Имен». Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода!