Еще сравнительно недавно не было понятия «гиперактивный ребенок». Сейчас это уже не редкость. Не утихают споры — болезнь это или распущенность: внешне обычный ребенок достает всех слишком шумным и активным поведением. В конце концов, родители устают от замечаний: «Безобразие! Займитесь его воспитанием!» и идут к врачу. В кабинете невролога или психолога узнают, что синдром гиперактивности и дефицита внимания — это не шутки, и если вовремя не заняться лечением, последствия могут быть печальными, вплоть до трагических. Наш автор Наталья Пригодич пообщалась с психологом Дашей Король и ее 10-летним сыном Савелием, которому шесть лет назад поставили такой диагноз. Они рассказали, что довелось им пережить, прежде чем мальчик научился «притормаживать», уважать чужие границы и договариваться с другими людьми.

Даша Король преподавала психологию в Гомельском государственном университете им. Франциска Скорины. Сейчас она практикующий психолог, консультант по вопросам управления, работы организации.

— Я была так поглощена разрывом отношений с мужем, что проморгала наличие этого синдрома у своего ребенка, — рассказывает Даша. — Когда Савелу было около четырех лет, моя мама, а она педагог, обратила внимание на то, что он отличается поведением от своих сверстников: плохо спит, плохо ест, на запреты не реагирует, настроение непредсказуемое. Если чем-то сильно увлечен, переключить его на что-то другое невозможно.

Савелу надо сосредоточиться, чтобы выполнить указание в тот момент, когда он чем-то занят. Зачастую это заканчивалось истериками. Мы ждали, что к 4-м годам это пройдет, но не прошло.

Первые «звонки» начались, когда Савела стали водить в садик. Воспитатели жаловались, что мальчик неуправляемый, хотя дома он вел себя вполне прилично. Было проблематично как отводить его в детсад, так и забирать: если утром ребенок садился играть с лего или машинками, то вытащить его из дома, пока он не закончит игру, было нереально. То же происходило и когда Даша забирала сына из садика: обычные дети, увидев родителей, моментально бросались им навстречу, а Савел продолжал лазить по горкам, «дочитывать» книгу — увести его домой было настоящей проблемой.

— Если нервная система у ребенка работает хорошо, он легко переключается на что-то другое, даже в моменты, когда сильно увлечен. А у ребенка с диагнозом СГДВ — проблемы с переключением внимания, — говорит Даша. — К сожалению, у нас в детсадах в редких случаях работают компетентные психологи, которые могут определить такие моменты и сказать об этом родителям.

Устав от собственной беспомощности, Даша по совету своей мамы отвела сына к неврологу и буквально сразу же — к психологу. Каждый из специалистов выставил Савелию один и тот же диагноз — «синдром гиперактивности и дефицита внимания». Даша не стала копаться в причинах гиперактивности. Понимала — это путь в никуда.

Савела стали водить к детскому психологу, который учил мальчика сосредотачиваться на скучном и «тормозить» (мальчик консультировался у психолога еженедельно на протяжении пяти лет — прим. автора). Даша и сама посещала сеансы психотерапии, ей надо было полностью переформатировать свою жизнь — снова стать сильной, чтобы сын мог опираться на нее.

— Даша, ты ведь дипломированный психолог, почему не взялась сама консультировать Савела? — спрашиваю.

— Когда находишься внутри ситуации, не совсем понятно, что происходит. Это все равно, что самому себе зубы лечить. Как только я узнала про дефицит внимания у моего сына, испугалась. Потом у меня было чувство вины, беспомощности, растерянности. Я сразу же бросилась читать специальную литературу и поняла, что синдром дефицита внимания — это больше особенности физиологии. Это вовсе не значит, что ребенку уделяется мало внимания — просто он не может сосредоточить свое внимание на чем-либо.

— Разрыв ваших с мужем отношений мог стать для Савела причиной гиперактивности?

— Нет. Это могло стать причиной временного ухудшения его состояния. Социум не может сделать ребенка гиперактивным, он может только усилить или сгладить уже имеющиеся у него симптомы. Скорее всего, мы усиливали тем, что происходило в нашей семье.

Даша как специалист понимает: воспитывая гиперактивного ребенка, родители должны придерживаться одной линии. Но у нее и у бывшего мужа по этому поводу всегда были две разные стратегии.

— Папа Савела считает, что наш сын здоров и что мне просто нравится его лечить, — говорит Даша. — И он не один такой, очень многие люди в Беларуси отрицают наличие подобных заболеваний у своих детей. Им проще делать вид, что все в порядке.

Больше всего Дашу волновало, как Савел пойдет в школу. Но к семи годам четкое следование рекомендациям невролога, занятия с психологом и взаимодействие Даши и ее мамы со специалистами дали свой результат: мальчик стал менее экспрессивным, у него уже был солидный формуляр в библиотеке, он ходил на танцы, в бассейн, на футбол, катался на велосипеде — все это помогало ему сбросить негативные эмоции.

Знаешь, мама, почему я не люблю ложиться спать? Потому что мне кажется, это «прощай, сегодняшний Савелий».

Впервые Даша вздохнула с облегчением только в конце прошлого года. Она почувствовала себя спокойной за сына. Сейчас мальчику уже десять лет, в этом году он окончил третий класс. Мне очень захотелось познакомиться с ним.

Я предложила Даше встретиться где-нибудь на нейтральной территории и пообщаться втроем.

— Я посоветуюсь с Савелом, — ответила Даша и через три дня сказала, что сын согласен.

В назначенное время я ждала их за столиком в кафе. Признаться, слегка волновалась: в зале полно посетителей, шум-гам, накурено и музыка чрезмерно громкая. В статьях о гиперактивных детях я читала, если их что-то напрягает, предсказать реакцию ребенка невозможно. В общем, не знала, как все это воспримет Савелий.

Подошли Даша с сыном, и мои опасения мгновенно улетучились. Познакомились. Савелий удобно устроился за столиком и с интересом стал осматриваться вокруг.

— Никогда не давал интервью, прикольно, — улыбнулся он.

Зато, как выяснилось, Савелий уже снялся в клипе группы «Не будите спящих» на песню «Кокаин» (против наркотиков — прим. автора).

В итоге уйти из этого шумного кафе решили мы с Дашей, а Савелий, судя по всему, чувствовал себя там вполне комфортно. Во второй кафешке, расположенной в здании кукольного театра, было тихо и немноголюдно — идеальное место для спокойного общения.

«Картофель, запеченный с розмарином, сэндвич с курицей, яичница с беконом», — зачитывает меню Даша. «Нет, спасибо», — вежливо отвергает все ее предложения Савел, берет свое меню, находит «соки в ассортименте», затем ищет глазами десерт. Останавливается на блинчиках с яблоками и прочитав, что они подаются с карамельным сиропом, делает выбор: «Давай блинчики, я не против». «Вот так мы и едим», — говорит мне Даша.

Пока мы беседуем, мальчик взял у мамы мобильный, на котором есть только одна игра — «Супермарио» — и стал увлеченно играть.

— Гиперактивность — это свойство характера, особенность темперамента или всё-таки болезнь? — уточняю у Даши, потому что, глядя на Савелия, я все еще не вижу в нем каких-то особенностей поведения.

— Сложный вопрос, — отвечает Даша. — Гиперактивность обычно сопровождает минимальная мозговая дисфункция. Основная проблема не в том, что ребенок много двигается, а в том, что у него дефицит внимания и это проявляется по-разному: ребенок либо слишком тормозит, либо наоборот слишком активен и у него проблемы с тем, чтобы затормозить. Что касается всей этой конструкции СГДВ — это, несомненно, диагноз. Но, думаю, будет уместнее говорить не о заболевании и его лечении, а о проблемах и их исправлении.

Современный ребенок в 3–4 года узнает около 300–400 рекламных брендов, которые постоянно мелькают по ТВ, радио, в Интернете. Это колоссальная смысловая нагрузка.

— Савелий ведет себя как взрослый воспитанный человек. У него остались какие-то проявления гиперактивности?

— Это выражается в трудностях сконцентрироваться. Если делать уроки с обычным ребенком и с Савелием — разница видна сразу. К примеру, мы долго учили таблицу умножения. Савел устает быстрее других детей, его нервная система быстро возбуждается и, соответственно, больше изнашивается. В поведении сына есть нервные проявления: он может совершать какие-то повторяющиеся движения, больше плакать, меньше спать, плохо есть. Много времени мы проводим в социуме, и сколько бы я ни говорила сыну: «Мы с тобой, мы справимся», ему приходится бывать в местах, где нет поддержки, и это очень большая проблема.

— Савел, а бывает такое, что дети в школе раздражают тебя своим поведением? — обращаюсь к мальчику.

— Знаете, не то, что бывает — это происходит практически всегда, — отвечает он. — Ну, например, некоторые из нас говорят не очень приемлемые (именно это слово он сказал — прим. автора) слова, я не буду вам представлять пример, потому что уже отматерил свое.

Я еле сдерживаю улыбку, чтобы не обидеть ребенка, ведь он говорит совершенно серьезно. Общаться с ним — сплошное удовольствие: нетривиально мыслит.

— Савел говорит, что думает. Мне кажется, это создаст ему проблемы в будущем, — делится размышлениями Даша. — Как-то пришел со школы и говорит: «Нам нужно вступать в пионеры. Но там есть много условий. Я должен заплатить годовые взносы, а я не хочу. Я должен хорошо себя вести, а я иногда хочу дать кому-нибудь сдачи…». Мне кажется, у сына сформировалось хорошее понимание, «что мне подходит, а что не подходит». Это тоже результат работы с психологом, потому что далеко не все взрослые понимают, что им подходит, а что — нет.

По рассказам Даши, до шести лет Савелий мог делать все, что хотел: бегал, висел на перилах. Когда выходил из подъезда, сломя голову мчался к детской площадке, не глядя, есть ли машины. Были серьезные проблемы и в общении со сверстниками: договариваться с ними он не собирался, если хотел чужую игрушку, хватал ее и сразу убегал — был большой вопрос с соблюдением границ.

Именно психолог в игровой форме ввела мальчику такое понятие: «есть ты и есть я, чтобы мы вместе могли существовать, ты должен на мои границы обращать внимание, спрашивать меня, чего я хочу». У Савелия это долго не получалось. После общения со сверстниками ему нужно было выплескивать свои злость и обиду, и психолог помогала ему в этом.

— По мнению администрации школы, дети не должны бегать на переменах. Я не понимаю таких запретов, это ведь физиологическая норма. И я говорю не только о Савеле, а обо всех детях, им необходимо побегать после неподвижного сидения за партой, — рассуждает Даша. — Педагоги воспринимают это так: «Он бегает!» и это скандал.

По этому поводу Даша постоянно ведет полемику с учителем. Говорит, что несколько раз в первом классе сын психовал, вставал во время урока и убегал, разрыдавшись. Он переживал, а ему ставили «неуд». На одну проблему наслаивалась другая.

У нас учитель перегружен своими бумажками, психолог — своими. Пока есть министерство, которое контролирует бумажки, учителя будут работать не с детьми, а с бумажками.

— Когда я вела Савела в первый класс, рассчитывала, что педагог будет в курсе, что это за диагноз. Но на одного учителя в классе — 25 учеников. К тому же учителю надо ходить по социально опасным семьям, заниматься установкой пожарных извещателей и всякой другой ерундой, не относящейся к учебному процессу, — выражает свое мнение Даша.

С успеваемостью у мальчика все прекрасно: в табеле за год только одна «восьмерка», остальные «девятки». Для ребенка с проблемой концентрации внимания это серьезный результат. Даша подчеркивает, что это результат работы с психологом и соблюдения распорядка дня. Режим для гиперактивного ребенка просто необходим для того, чтобы его нервная система была спокойна.

Савелия не оставляют в продленке, утром к ним домой приезжает бабушка и делает с внуком уроки. Если мальчика привести в школу к восьми утра и забрать в семь вечера, он попросту не выдержит: у него быстро истощается нервная система, он устает от людей и буквально сразу «затухает» на глазах. Когда усталость чрезмерная, Даша снижает сыну нагрузку по договоренности с учителем: возит в школу не пять дней в неделю, в четыре.

— Как психолог я сталкивалась в своей практике с разными ситуациями. Бывает, что детей в школе доводят до нервных срывов. Учитель младших классов начинает шпынять, пилить такого ребенка, а дети ориентируются на мнение учителя. Соответственно, у ребенка начинают портиться отношения не только с учителем, но и со всем классом. Это просто катастрофа! — говорит Даша. — Я мечтаю о финской системе образования, при которой на 10 учеников в классе — один учитель и три его помощника. Они могут позволить себе индивидуальный подход к каждому ребенку.

Многие родители стесняются или пугаются, когда их ребенка направляют к психоневрологу: «Ужас! Наш ребенок — псих?!». Психологическая культура в нашем обществе ниже плинтуса.

По мнению Даши, в Беларуси не создана система психологической помощи детям, которые отличаются чем-то от других.

— Я вполне допускаю мысль, что в классе Савела есть и другие гиперактивные дети, просто родители и психологи с ними не работают, — говорит она. — К тому же многие родители стесняются или пугаются, когда их ребенка направляют к психоневрологу: «Ужас! Наш ребенок — псих?!" Психологическая культура в нашем обществе ниже плинтуса. Если не лечить таких детей, в будущем многих из них ждет дезадаптивное поведение со всеми вытекающими последствиями: заниженная самооценка, одиночество, употребление психоактивных веществ, суициды.

— Когда родители воспитывают ребенка, у них уже есть образ, который они хотят получить на выходе. Я, как и многие мамы, мечтала о послушном сыне, действия и поступки которого могла бы предугадать. Потом поняла: нужно ориентироваться на реальность.

Воспитывать ребенка психологически верно — это очень неудобно, считает Даша, потому что родителям придется с ним постоянно договариваться.

— А это требует больших сил, времени, — улыбается она. — Ты — ему: «Иди, пожалуйста, оденься, пойдешь на улицу». Он: «Я не хочу на улицу». Ты: «Надо идти». Он: «Кому надо? Тебе? Может быть, ты и пойдешь тогда?». Приходится включать более веские аргументы, которые заменят команды.

Человек, приученный слушать команды, во взрослой жизни — несчастен. Он удобен семье, начальству, но самому с собой ему очень некомфортно. Тогда как внутренне свободный человек понимает, что у него есть право совершать ошибки. Как к этому школа готовит? Никак. Школа учит тому, что в жизни не пригодится, она учит подстраиваться и выполнять команды.

Интересуюсь у Савелия, что он читает.

— Эта книга о мальчике, который вытворяет так-о-ое! Например, он может спрятаться в снеговике и сидеть там полчаса или в бабушку нарядиться, — хохочет Савел. — А потом с видом триумфатора на глазах у всего класса поедать честно выигранное мороженое, которое выиграл в споре: найдут его друзья или не найдут.

К нашему столику подходит официантка, Савелий тут же садится и обращается к ней с обаятельной улыбкой:

— Извините, я не хотел бы вас нервировать. Кроссовки я снял…

— Лежи-лежи, я ведь не делала тебе замечаний, — улыбается ему в ответ официантка. — Я пришла посуду убрать.

Мы с Дашей сошлись во мнении, что заведение для встречи выбрали правильное. И даже не из-за кухни или интерьера - просто мальчику здесь комфортно.

Савелий в наш разговор не вникает. Судя по всему, он полностью поглощен чтением. Книги он просто обожает. Только за прошлый год в его читательском дневнике было 243 книжки. Даша приучила Савелия к чтению, чтобы отвлечь его от бессмысленной активной деятельности.

— Что такое любовь? — спрашиваю у Савелия.

Он долго молчит. До этого мальчик рассказывал мне, как пытался примирить родителей, но у него из этого ничего не вышло. Несмотря на развод папы и мамы, Савел общается с обоими родителями и не обвиняет их в случившемся.

— Даже не знаю. Я как-то не задумывался над этим, — отвечает он после продолжительной паузы.

— А что такое зло?

— Нууу, зло это и в Африке зло, — улыбается Савелий. — Мне пока никто не причинял зла, но делали мне очень-очень-очень неприятно. Иногда так неприятно, что я хотел тех людей из помещения убрать, чтобы не раздражали. Но, увы, при учителях, в школе, это-го-де-лать нель-зя (последние три слова мальчик произносит с металлом в голосе по слогам — прим. автора). Потом еще одна проблема — родители. Ну надаешь ему, а он родителям расскажет и никто не будет тебя спрашивать, прав ты или нет, — конец фразы мальчик произносит уже веселой скороговоркой.

— А ты умеешь себя сдерживать?

— Да, но это очень трудно. У нас есть мальчик, который материл меня два года. И я эти два года терпел. Больше не буду. В следующем году, если будет приставать ко мне, просто буду пинать его изо всех сил.

— Ты ему говорил, чтобы он так не делал?

— Знаете, это не такой человек, который слушает. О таких людях говорят «пень пнем», — даже в такие минуты Савелий не проявляет злости. — Ему только бы делать нехорошо другим людям. Ну я не обращал особо на него внимания и заметил, что он от меня уже потихоньку отстает.

— Для нас это была большая проблема, — говорит Даша. — Мальчик действительно оскорблял Савела. Я не сторонница жаловаться, но в данном случае не сдержалась, позвонила его родителям, но они так и не смогли повлиять на сына.

— Ты хочешь стать взрослым, Савел?

— Нет, не хочу. Лучше быть ребенком. Я не хочу никому подчиняться. Например, хочу сделать паука, а мне могут сказать: «Делай большого Громилу». Что я должен ответить: нет, я не хочу? — смотрит на меня, выдерживая паузу. — Когда я очень злюсь, когда я начинаю просто чудовищно злиться, я прихожу домой и стараюсь больше времени провести за лего. Так я успокаиваюсь и потому практически всегда в уравновешенном состоянии. Дома я вообще не произношу маты. Честно! В школе мне приходится чем-то отбиваться, не кулаками же! Отругиваюсь как могу. Не думайте, что я не нахожу других слов, просто некоторые ученики такие твердолобые, что их просто не пробить!

Ответы Савела я привожу без купюр, не редактируя. У него очень богатая лексика, вероятно, благодаря чтению. А еще, беседуя с ним, я ловлю себя на мысли: этот 10-летний мальчик невероятно ценит время, что совершенно несвойственно детям его возраста. Он часто произносит «постарался найти для этого время», «когда у меня есть свободная минутка», «проснулся пораньше, чтобы успеть…» И еще часто и очень убедительно произносит слово «Честно!», будто окружающие могут усомниться в его искренности.

Когда мы уже собрались уходить, Даша вдруг призналась, что Савелий многому научил ее. И в первую очередь, жить в реальности — не строить призрачных замков, не придумывать несбыточных планов.

— А еще я научилась с ним договариваться. Стала спокойнее, научилась прощать людей. Мы ведь склонны на других набрасываться, а к себе относиться как к существу очень хрупкому. Я учу Савела уважать и ощущать границы других людей и сама начала лучше ощущать эти границы.

Если раньше Даша контролировала каждый шаг сына и считала, что это оправдано, сейчас она научилась ему доверять.

— Савелий стал взрослеть. Однажды мы переходили с ним через железнодорожные пути и я сказала ему: «Стой!». Он повернулся ко мне и удивленно так спросил: «Мама, ты правда думаешь, что я дурак и попрусь под поезд?» С того дня я стала понемногу отдавать ему вожжи. Теперь Савелий самостоятельно ездит в школу в другой район города.

Мы вышли из кафе и пошли к автомобилю Даши, припаркованному неподалеку. Савел, который вел себя на протяжении нескольких часов чинно и благородно, вдруг сорвался и помчался со всех ног. Даша в это время не проявляла никакого беспокойства. Теперь она знает, что ее мальчик уже способен контролировать свои действия.

…Через пару дней после нашей встречи я прочла в фейсбуке пост Даши и улыбнулась. Да, в этом весь Савелий.

«Отвезла ребенка в деревню к родителям.
День прошел отлично
Кормил козу
Видел вблизи „батальон“ коров
Валялся в траве
Ел много клубники
Чуть не разбил мячиком окно
Убежал
Ел отлично
Днем спал
Вечером после шашлыка умял пакет пряников
Помыл грязнющие ноги, лег и выключился».