В конце марта в соцсетях и в СМИ было опубликовано объявление об исчезновении 14-летней Лизы Жихаревой из Гомеля. Заявление о ее пропаже написали в милицию родители девочки. В тот же день к поиску школьницы подключились милиция, поисково-спасательный отряд «Симуран», гимназия. Отец Лизы разместил в соцсетях сообщение: «Доченька, не бойся, иди домой, мы ругаться не будем! Мы тебя очень любим». Как выяснилось позже, Лиза этой записи не видела: уходя, она оставила дома мобильный, взяла с собой только книжку «Петр Первый» и одеяло. На следующий день Лиза вернулась домой. Сама. Пока все ее искали, она спала на чердаке в подъезде своего дома. Казалось бы, хэппи-энд. Однако на этом история не закончилась. Сейчас вполне благополучная семья Жихаревых переживает один стресс за другим: Лизу, а затем и ее младшего брата Феликса признали находящимися в социально опасном положении, а это значит, что они могут попасть в приют. Журналист Наталья Пригодич выясняла причину ухода девочки из дома и на протяжении двух недель наблюдала за развитием ситуации в этой семье.
Позиция семьи: «Педагоги не разбирались в причинах ухода Лизы, они просто имитируют деятельность, чтобы отчитаться за ЧП перед начальством».
Когда Олег Жихарев позвонил мне и рассказал о проблеме, с которой столкнулась его семья, я предупредила, что буду интересоваться мнением второй стороны.
— Не вопрос, — ответил он. — Мне самому интересно разобраться, что вообще происходит. Буду только признателен.
Олег Жихарев — владелец известного в Гомеле диско-бара «Казантип» и кондитерских лавок, юрист по образованию, кандидат в мастера спорта по вольной борьбе. Его жена Оксана — директор бара, также имеет высшее экономическое образование. Семейный бизнес у них существует уже лет десять, столько же по времени они состоят в браке. Лиза — не родная дочь Олега, 6-летний Феликс — их общий сын.
Бизнесмен рассказал, что жизнь их семьи после происшествия с Лизой резко изменилась. Все началось с того, что Лизу и других девочек застали в школьном дворе за курением сигарет. С его слов, учителя запугали девочек тем, что поставят их на учет в наркодиспансер, заставили их писать объяснительные. В тот день Лиза забежала домой на пару минут и потом исчезла. Пока родители подняли всех на ноги, чтобы найти дочь, она вернулась домой. И вместо того, чтобы дать семье успокоиться, пережить этот стресс, разобраться в случившемся (ведь до этого Лиза никогда себя так не вела), гимназия начала инициировать постановку девочки на учет как находящуюся в социально опасном положении (далее СОП). Хотя Олег на следующий день после возвращения Лизы сам пошел к директору гимназии.
— Когда велись поиски дочери, был большой резонанс, и я хотел, чтобы и школа, и наша семья избежали бы каких-то последствий, — говорит он. — Директор вроде согласилась со мной, но через пару дней приходит бумага: нас с женой вызывают в гимназию на совет профилактики. Мы еще не отошли от потрясения, а они уже повестки нам шлют. Как проходили эти заседания- это отдельная тема. Я записывал все на видео, хотя директор гимназии была против.
По словам Олега, на первом заседании им не дали ознакомиться с пунктами Декрета № 18, на который ссылалась гимназия (этот Декрет регулирует вопросы, связанные с процедурой изъятия детей из неблагополучных семей, ответственностью обязанных лиц, уклоняющихся от содержания детей, находящимися на гособеспечении и так далее — прим. автора). Жихаревы не понимали, какое отношение все это имеет к ним.
— У нас хорошая дружная семья, мы работаем, ведем здоровый образ жизни, занимаемся своими детьми, — недоумевает Олег. — Мы встали и ушли. На второе заседание пришли начальники отдела образования и ИДН, представитель милиции. Представьте себе картину: классный руководитель зачитывает положительную характеристику Лизы, у которой прекрасный средний бал, практически восьмерка, и после этого нашу дочь ставят на учет как находящуюся в СОП.
Олег говорит, что на совете профилактики к ним с женой относились как к заведомо провинившимся, не давали слова вставить: «Молчите или мы вас удалим».
— Мы очень любим Феликса и Лизу, делаем все, чтобы они росли хорошими умными людьми. Если бы у нас в Беларуси все относились к своим детям так, как относимся мы, я был бы спокоен за будущее нации, — говорит бизнесмен.— Мы не можем смириться с таким позорным клеймом и будем отстаивать честь своей семьи.
Больше всего родителей напугало, что детей, состоящих на этом учете, могут поместить в приют.
— Как мне объяснили, если ребенок ушел из дома, его ставят в СОП автоматически, — продолжает Олег. — Поражает, что никто даже не пытался разобраться в причинах ухода Лизы. Никто не обсуждал некорректного поведения педагогов, которые ее запугивали. Почему они винят только семью? Если девочка курила на территории школы, то там ее должны контролировать педагоги. Пусть работают так, чтобы дети воспринимали школу как храм. Я не оправдываю поступок Лизы, но зачем прессинговать ребенка, запугивать? Можно было в корректной форме объяснить девочке, почему так не стоит поступать.
По факту дочь ушла не из дома, а из гимназии, уверен Олег.
— Я задавал вопрос на этом заседании: «Вы на чьей стороне? Мы не государственные вопросы здесь решаем, а судьбу подростка». Но им по барабану. Они почему-то возомнили себя вершителями судеб. Мне было очень обидно: хоть Лиза мне не родная дочь, я воспитываю ее 10 лет, она носит мою фамилию, и я не разделяю ее и Феликса на своих и чужих — люблю одинаково.
Не стала глубоко копаться в причинах, подтолкнувшими Лизу уйти на чердак, и милиция, говорит Олег.
— Дочке задали пару формальных вопросов, да и то в тот момент, когда она только вернулась и они с мамой, обнявшись, плакали от счастья. Но чтобы узнать причины ее ухода, надо было поговорить с ней обстоятельно, — рассуждает Олег. -Мы были так счастливы, что дочь нашлась, что готовы были любые бумажки подписать — потому и не обратили внимание на формулировку «ушла из дома».
Позже Олег написал заявление в милицию о том, что факты в рапорте искажены. Но, говорит, никто не стал разбираться и в этом.
— Создали комиссию, которая должна нашу квартиру посещать, — продолжает он. — Мы с женой после случившегося всячески оберегали Лизу. Просили директора гимназии, чтобы к нам пока никакие комиссии не ходили, чтобы вся семья могла прийти в себя. Но сразу начались визиты педагогов, несмотря на то, что мы запрещаем им входить в наш дом без нашего согласия.
Оксана, жена Олега, тоже возмущена такими проверками. Ведь до этого случая у гимназии к Лизе претензий не было.
— Я до сих пор не могу успокоиться, — признается она. — Если бы мы с мужем были какими-то нерадивыми родителями, разве стали бы искать Лизу буквально сразу после ее ухода? Как только она ушла, мы тут же забили тревогу: искали ее сами, звонили одноклассникам, сообщили классному руководителю, написали заявление в милицию. И когда нам говорят, что у нас социально опасная семья, меня это больше всего убивает. Получается, если бы мы не стали бить во все колокола, не бросились искать своего ребенка, и Лиза тихо вернулась на следующий день, то нашу семью считали бы благополучной? Бред какой-то!
По мнению Оксаны, гимназия просто имитирует видимость деятельности.
— Скажите, как нашей семье защититься в этой ситуации? Мы писали в школу, в милицию, в отдел образования — все делают вид, что все это в порядке вещей. Они говорят: «Мы руководствуемся буквой закона». А у меня впечатление, что после большого резонанса им просто надо отчитаться перед вышестоящими органами, якобы они поработали еще с одной «неблагополучной» семьей», а что это за семья никто не разбираются — чисто для галочки. Они даже не представляют, как больно, когда на твоих детей вдруг ставят такое клеймо!
«40 лет я проработала учителем и даже представить не могла, что такое возможно»
Когда я приехала к Жихаревым, Олег собирался везти сына Феликса на тренировку.
— Какая семья у нас? — переспрашивает у меня Феликс, широко улыбаясь. — Хорошая! Папа у меня добрый, всегда слушается своего сына, лего мне помогает строить, возит на теннис. А с Лизой мы браслетики вяжем, в прятки играем. Еще мы в кино ходим все вместе, попкорн там едим. Я про трансформеры мультики люблю. Иногда ко второй бабушке Лене едем все вместе.
Олег увозит сына на теннис, а я поднимаюсь в квартиру Жихаревых, чтобы пообщаться с Марией Павловной, бабушкой Лизы. Дверь открывает интеллигентная ухоженная женщина с добрыми глазами. Мы проходим на кухню с красивой белой мебелью. Пока Мария Павловна готовит для меня кофе, интересуюсь, как она относится к происходящему.
— Это страшно… страшно, — тяжело вздыхает она. — Я 40 лет проработала учителем и даже представить не могла, что такое возможно. Раньше не было ни психологов, ни социальных педагогов. Был классный руководитель, который умел найти подход к каждому ребенку. Бывало, проведу урок, ученики обступят меня, разговаривают, обнимают — у нас такие теплые отношения были! А теперь что? Зачем так жестоко наказывать ребенка за проступок? Я уже хотела президенту написать. Допустим, они покурили. Надо было сказать: «Если не прекратите, сообщим родителям».Поверьте, для этого возраста вполне достаточно. Господи милый…
В квартире Жихаревых чисто и уютно. В детской комнате много энциклопедий, игрушек, в том числе и очень дорогих. На стенах много детских и семейных портретов.
— Вы знаете, я уже так измучилась за это время, столько слез выплакала. Если Лиза ушла, значит, мы ее к этому подтолкнули? Это мы уже — социально-опасные? — продолжает Мария Павловна. Два последних слова она почему-то проговаривает шепотом. — Как все это выдержать? Посмотрите, разве мы плохо живем, чтобы с нами так обращаться?
Вскоре возвращается Олег, приносит из другой комнаты целую стопку толстых фотоальбомов. Когда я рассматриваю фотографии Лизы, на которых она в разных образах, Олег с гордостью произносит:
— Дочка закончила модельную школу.
— Чем только наша девочка не занималась! — всплескивает руками Мария Павловна. — И конным спортом, и на каноэ, и школу искусств посещала- танцевальный кружок. Лиза на школьных концертах поет, праздники ведет.
Семейный архив у Жихаревых и правда очень богатый: здесь любовно хранят каждую поделку и открыточку, сделанную руками детей.
— Вот мы на отдыхе в Шарм-эль-Шейхе. Это Лиза с рыбками, а вот — под пальмами. Опасная жизнь у ребенка, не так ли? — иронизирует Олег. — А это мы в Хургаде: Лиза на берегу бассейна рядом с нами.
Неожиданно он предлагает посмотреть их новую квартиру, которая находится на этой же площадке. Здесь уже заканчивается ремонт. Скоро у Лизы будет собственная комната с венецианской штукатуркой на стенах и утепленным балконом.
Пока в новой квартире идет ремонт, письменный стол девочки перевезли в офис Оксаны, который находится рядом с гимназией, и Лиза теперь после занятий приходит сюда, чтобы делать уроки на завтра.
Спрашиваю у Оксаны разрешения поговорить с Лизой, которая в это время листает учебник.
— Пожалуйста, если она не против, — не возражает Оксана.
Лиза не против. Первым делом интересуюсь у нее, работает ли с ней школьный психолог.
— Нет, — отвечает девочка.
— То есть после случившегося с тобой не беседовал психолог? — уточняю. Честно говоря, я удивлена, ведь прошло уже две недели с момента ЧП.
— Нет, ни разу, — подтверждает Лиза.
— До того как ты пришла домой и потом ушла на чердак, что произошло в гимназии?
— Учителя не видели, курили мы или нет, видели только, как шел дым. Мы зашли в класс еще до звонка и заместитель директора по воспитательной работе, позвала нас и сказала: «Либо вы пишете объяснительные, либо я звоню наркологу и вас поставят на учет в наркодиспансер». Она показала нам телефон с каким-то номером и сказала, что у нее в наркодиспансере есть очень хороший знакомый и что нам всем еще влетит.
— Что было потом?
— Я очень хочу поступить на юридический факультет, уже вуз начинаю подбирать, и после этого я испугалась, что меня поставят на этот учет, и я никуда не смогу поступить. Я в тот день сильно себя накрутила — очень перенервничала. У меня была валерьянка в таблетках, я выпила и пошла домой. Хотелось побыть наедине с собой. Дома я схватила, что под руку попалось — книгу «Петр Первый», которую читала, банан, яблоко и детское одеяло — и пошла на чердак. Там была решетка на замке, но я пролезла сквозь прутья. Сидела на чердаке и долго-долго думала. Потом от валерьянки сильно захотелось спать. Проснулась на следующий день, испугалась, что проспала школу. Я ведь не собиралась уходить надолго, просто надо было побыть одной пару часов, обдумать, как быть дальше.
Если бы не валерьянка, я вернулась бы домой раньше. Не знаю, сколько там проспала — у меня не было с собой часов и мобильника. Неприятно, когда говорят, что я из дома хотела уйти. Если бы так было, я бы спряталась где-нибудь в другом месте, но уж точно не в своем подъезде.
— Вечером того же дня я узнала, что кто-то зашел с моего аккаунта Вконтакте и прочел всю мою переписку с друзьями, — продолжает рассказывать Лиза. — Я очень расстроилась. Одноклассница сказала, что теперь весь класс настроен против меня: они все думают, что это я показала общую переписку сотрудникам милиции — сдала всех. Было очень обидно, потому что я никогда бы так не поступила. Позже я узнала, что наши девочки в своих аккаунтах показали мою переписку социальному педагогу. До сих пор не понимаю, для каких целей они это сделали. Педагог прочла и показала всей школе: и учителям, и ученикам. Кто-то даже выложил в соцсети снимок, где она сидит за монитором, на котором открыта моя страничка.
«В нашем общем чате, который был закрытым, было много секретов, в том числе и высказываний в адрес учителей. Потому, когда я пришла в класс, никто не хотел со мной общаться, кроме двух человек, — говорит Лиза. — Одноклассники обсуждали меня, говорили гадости в мой адрес, подкалывали, отпускали шутки типа «ушла на чердак с Петром Первым, ахаха». Вконтакте разные мемы на эту тему появились с моими фотками. Сейчас общение вроде нормализовалось.
Несмотря ни на что, Лиза держится хорошо, сразу видно, что у нее развито чувство собственного достоинства. В ответ на мой комплимент, девочка говорит, что у нее классные родители: они поддерживают ее в этой сложной ситуации.
— Да, мы с мужем много работаем, у нас нестандартный график. Но это не значит, что бизнес для нас на первом месте, а дети заброшены,- вступает в разговор Оксана.-Лиза и Феликс для нас на первом месте. Для них мы и работаем. Моя мама нам помогает, у нее прекрасный контакт с детьми. Феликс уже бегло читает, считает до ста, таблицу умножения учит с бабушкой, спортом занимается. Мы покупаем детям книги, игрушки, у Лизы тоже много увлечений, купили ей планшет хороший. Мы проводим с детьми свободное время, вместе выезжаем в отпуск.
Система набирает обороты — им мало одной Лизы, теперь и за Феликса взялись, даже в поликлинику сообщили. Теперь все будут смотреть на нас как на маргиналов.
…Прошло несколько дней после этой встречи, но я не спешила писать статью, надеялась, что ситуация в семье Жихаревых разрешится. Однако она только усугубилась. Позвонил Олег и рассказал, что 12 мая их вызывают на заседание педсовета в детский сад, где будет рассматриваться вопрос о постановке в СОП уже Феликса.
— Мы снова пережили сильнейший стресс, — сказал Олег. — Система набирает обороты — им мало одной Лизы, теперь и за Феликса взялись, даже в поликлинику сообщили. Теперь все будут смотреть на нас как на маргиналов. Где гарантия, что со временем органы опеки не поместят детей в приют, чтобы полностью сломать нас ради того, чтобы доказать свою правоту?
Предлагаю ему пойти в детсад вместе.
— Я только за, — говорит Олег. По дороге он рассказывает о непростых отношениях с воспитателями.
— Как-то Феликс пришел домой из детсада и рассказал, что нянечка закрыла его в темной комнате, где умывальники, он там стоял один и плакал. Я готов был ее растерзать! Это их методы воспитания?! Тогда я просил жалобную книгу, чтобы зафиксировать этот факт, но мне ее не выдавали. Пришлось вызвать милицию…
Поднимаемся в кабинет заведующей. Хотела попросить у нее разрешения присутствовать на педсовете, но заведующая сразу отказала. А Олегу буквально с порога в ультимативной форме заявила: «Я против видео и аудиозаписи».
Атмосфера в садике вообще показалась мне странной. Было ощущение, будто я посетила не детсад, а засекреченный режимный объект. К примеру, спрашиваю у заведующей, могу ли я получить ее комментарий по поводу этой семьи после заседания, но в ответ она требует мое удостоверение, переписывает его номер и заявляет: «Вы находитесь на территории детского дошкольного учреждения, просьба покинуть его». И пошла провожать меня молча до самого выхода.
Дожидаюсь Олега. Прошло чуть больше часа и он выходит из здания.
— Это беспредел. В детском саду нас тоже поставили в СОП, — комментирует он происходящее за закрытыми дверями. — Они никаких своих проверок не проводят, опираются на слова гимназии. Я снова записывал на видео. Не пойму, почему они все против записи. Снова не давали ознакомиться с документами.
Позиция педагогов: «У нас нет конфликта с этой семьей. Мы хотим, чтобы дети были ближе к родителям».
— У нас нет конфликта с этой семьей, — сразу заявляет мне начальник отдела образования, спорта и туризма администрации Советского района Гомеля Елена Ковалева, когда я обращаюсь за комментарием. — Мы хотим, чтобы дети были ближе к родителям и проводим с Жихаревыми работу в рамках Декрета № 18. Считаю, что дети из этой семьи обоснованно признаны находящимися в социально-опасном положении.
Елена Ковалева предлагает устроить для меня встречу с участием директора гимназии № 71 Еленой Клочковой и заведующей детсадом № 17 Татьяной Янковой, с которой я уже «имела удовольствие» познакомиться. Мы встречаемся в администрации Советского района.
— Детей, признанными в СОП, изымают и помещают в приют. Лизе тоже это грозит? — задаю главный вопрос, который волнует родителей.
Ковалева: Да о чем вы говорите? В приют мы помещаем детей только в том случае, когда есть реальная угроза их жизни. В данном случае об этом даже речи не идет. Все, что мы просим от родителей Лизы, чтобы они уделяли ей больше внимания и помогли найти какое-то увлечение по душе помимо занятий в школе. Больше Лизе ничего не надо, у нее все есть.
В этот раз, надо сказать, атмосфера для разговора в районной администрации была приятной, непринужденной и открытой. Беседа длилась около двух часов.
— Детей из таких благополучных семей, как у Жихаревых, часто ставят на учет как находящихся в социально-опасном положении?
Ковалева: Это нетипичная ситуация. Смущает, что Лиза после того, как ее с подружками застали курящими во дворе школы, первым делом не рассказала об этом маме, а ушла из дома. Это и есть сигнал: она явно не чувствовала дома поддержки. В основном в рамках Декрета № 18 мы работаем с нерадивыми родителями, которые не выполняют элементарных родительских обязанностей. Хотя в поле зрения органов опеки попадают и внешне благополучные семьи, в которых дети предоставлены сами себе. В таких случаях мы не сразу принимаем решение постановки в СОП: проводим с родителями разъяснительную работу, и если не видим результатов, начинаем работать уже в рамках Декрета.
— В основном, наверное, приходится работать с детьми, которые попадают в плохие компании, пьют, употребляют наркотики. Но ведь Лиза — успешная гимназистка. Ни наркотиков, ни алкоголя, ни какого-то криминала за ней не замечалось. И успеваемость прекрасная — столько благодарностей и грамот!
Ковалева: Внешнее благополучие и успех — это не одно и то же. Девочку застали за курением, замечены и некоторые другие моменты в ее поведении со сверстниками.
Да, ее родители заняты, они действительно много работают. Их младший ребенок также вызывает тревогу у педагогов: он умный мальчик, но не реагирует на замечания воспитателей, часто конфликтует со сверстниками. При этом у педагогов нет возможностей обсуждать эти проблемы с родителями. К слову, детский сад начал работать с родителями Феликса раньше, чем произошло ЧП с Лизой. Прошлой осенью воспитатели уже говорили им, что ребенку необходимо внимание. В детсад его постоянно водит бабушка. Так что уход девочки из дома стал уже последним моментом, на который нужно было реагировать не только гимназии, но и детскому саду.
— Подростки часто делают какие-то проступки, у них нет еще жизненного опыта. С учетом того, что у гимназии прежде не было к Лизе претензий, почему бы не ограничиться беседой с ней и с ее родителями? Зачем ставить на семью такое позорное клеймо?
Клочкова: Если бы Лиза просто покурила, мы так и поступили бы. Причиной для постановки девочки на профилактический учет послужило не курение, а ее уход из дома. Это оговаривается в приказе Министерства образования № 270. В пятом пункте указано: основанием признания несовершеннолетнего, находящимся в СОП, является его уход из дома. Когда Лизу искали, ее отчим написал заявление в милицию — этот факт был зафиксирован официально. И мы его не могли проигнорировать: вдруг там серьезная ситуация, мы же не знаем точной причины, по которой ребенок ушел из дома.
Директор гимназии говорит, что Олег Жихарев после ЧП с Лизой вел себя при встречах неадекватно.
Клочкова: Разговора, к сожалению, не получилось. Они были взвинчены, и после 20 минут претензий с их стороны: «Кто и когда будет наказан?», «Гимназия во всем виновата!», «Вы вскрыли страничку!», я не выдержала и предупредила, что буду делать аудиозапись. Положила телефон между нами и сказала: «Задавайте вопросы, я буду отвечать».
— Аккаунты Лизы во Вконтакте и в Твиттере действительно были взломаны?
— Нет, конечно. Когда Лизу искали, к ее поиску подключились все старшеклассники. Тогда дети и предложили социальному педагогу открыть их странички во Вконтакте, где была видна их переписка с Лизой.
— По поводу Феликса. Детсад находится во дворе многоэтажки, где живут Жихаревы, буквально в двух шагах от их дома. Насколько мне известно, родители мальчика работают в ночную смену, о чем они написали в заявлении на имя заведующей и сообщили, что сына в садик будет приводить бабушка. Это плохо?
Янкова: Да, у Феликса замечательная бабушка, но ей уже 80 лет и разница в возрасте у них очень большая. Прекрасно, что она помогает растить внуков, однако это не должно стать системой, дети должны проводить время и с родителями. У нас к ним накопилось много вопросов по поводу поведения Феликса, но как только мы говорим бабушке, что хотели бы видеть родителей, приходит папа и устраивает скандал. В декабре прошлого года он написал заявление о том, что его ребенку были нанесены телесные повреждения. Милиция провела проверку, факты не подтвердились.
— Я достаточно плотно общалась с Олегом Жихаревым, он показался мне вполне адекватным и рассудительным: при том, что я задавала ему самые неудобные вопросы, он держался корректно.
Ковалева: В разговоре со мной он также держался корректно, чисто по-человечески пытался найти выход из ситуации. Я спросила у него, с кем из класса дружит Лиза? Есть какая-то девочка, сказал он, но имени ее назвать не смог — это уже сигнал. Мы с ним пришли к выводу, что причина ухода Лизы многогранна, и обвинять только школу за то, что педагоги сделали замечание за курение — неправильно: это входит в их обязанности.
Спрашиваю, посещают ли все эти годы родители Лизы и Феликса утренники в детсаду и родительские собрания в гимназии. Получаю утвердительный ответ: да, посещают.
Послесловие
Супруги Жихаревы не могут понять, зачем педагоги раздули из небольшого происшествия огромную проблему и отнимают у них время, которое они могли бы уделять своим детям, на борьбу с бюрократией? Сейчас Олег отправляет запросы в гимназию и детсад о предоставлении ему документов, на основании которых его дочь и сына поставили на учет. Говорит, это ему нужно для того, чтобы написать заявление в прокуратуру о незаконности действий учреждений образования, а также для дальнейшего разбирательства этой ситуации в суде.
— У нас хорошее законодательство по защите интересов детей, оставленных на произвол судьбы, но вопрос упирается в его исполнителей, - говорит Олег. - В Беларуси столько семей, в которых дети действительно в опасном положении, им покушать нечего, не говорят обо всем остальном — может, на них лучше обратить внимание? Я не удивлюсь, если наша семья не первой попала в такой переплет, просто другие благополучные родители боятся отстаивать свою позицию, чтобы ситуация потом не отрикошетила по их детям. На днях задумался о том, что если бы в такую же ситуацию попала бы девочка из менее дружной семьи, у которой родители психологически менее устойчивы, то такие действия учителей могли бы довести ребенка до суицида. Есть грань, через которую нельзя переступать. В данном случае, я считаю, педагоги даже не понимают, что переступили через красную черту.
«Имена» будут отслеживать, чем закончится эта история. Продолжение следует.