Воспитатель Аня, бизнесмен Игорь и научный сотрудник Юля очень любили свою работу. Старались сделать больше и лучше, игнорировали усталость. И выгорели. Вместо «лучше» стали работать либо плохо, либо просто уволились. Начались проблемы со здоровьем, с деньгами, испортились отношения с близкими.  История еще одной белоруски, Алены, начиналась также: много работы и — выгорание. Но Алена сейчас живет в Великобритании. Здесь ей помогли и работодатель, и государство. И теперь у нее все хорошо. 

В Беларуси большинство людей несерьезно относятся к своему психическому здоровью: считают, что проблемы в этой сфере — проявление слабости, надо только «взять себя в руки, не лениться и не ныть». Работодатели не думают, как уберечь своих сотрудников от выгорания, хотя эффективность выгоревших сотрудников — близка к нулю. А государство никак не стимулирует общество и бизнес что-то решать, да и само ничего не предпринимает. Но от того, что все мы игнорируем проблему выгорания, она не исчезает. Наоборот — выходит из-под контроля, и хуже становится всем. Хорошая новость в том, что мы можем все исправить уже сейчас. 

В 2019 году Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) включила выгорание в Международную классификацию болезней. Выгорание — это еще не болезнь, но оно приводит к депрессиям и тревожным расстройствам. Согласно исследованию Американской психологической ассоциации, подверженные выгоранию сотрудники чаще ищут другую работу, берут больничные и попадают в отделения скорой помощи. Снижение производительности труда из-за выгорания ежегодно обходится мировой экономике в один триллион долларов! 

Причина выгорания — хронический стресс на рабочем месте, с которым человек не смог справиться. В России провели исследование, опросили сотрудников 3 600 компаний и выяснили, что 79% из них сталкивались с выгоранием либо наблюдали его у коллег. 

В Беларуси статистики нет. 

ИМЕНА поговорили с людьми, которые пережили это состояние, и убедились, что проблема — существует, и ее нужно решать.

Аня. Когда «ключик» потерян

— Я работала воспитателем в детском саду. Любила свою работу, каждый день шла туда с трепетом и радостью. Мне было интересно искать подход к разным детям, особенно находить «ключик» к непоседам. Малыши меня любили и доверяли мне. А дома я была отличной мамой: по вечерам с дочками мы готовили ужин, играли, читали книги. 

Однажды меня попросили заменить напарницу. Я согласилась и совсем не устала в тот день — настроение было бодрым даже после двух смен. Но со временем замен стало больше, а потом подменять приходилось почти каждый день. Я думала, что так работают все, поэтому даже не пыталась сопротивляться или отказывать начальству. 

Где-то через полгода такого графика, я стала меняться. Так сильно уставала на работе, что дома вечером запирала дочерей в комнате и запрещала им оттуда выходить, пока не приготовлю ужин. Иногда рыдала возле плиты с ложкой в руках, сама не понимая, почему. Просто плакала и плакала — не могла это контролировать. Я ложилась спать в полночь, в 6:30 вставала. Надевала, что попадалось под руку — было все равно — и, не умывшись, бежала на автобус — в 6.48 уже стояла на остановке. 

Девочку, которую приводили в группу первой, я терпеть не могла — видела в ней начало рабочего дня. Когда-то любимые дети меня стали раздражать. Я перестала улыбаться и слышать ребят, когда они ко мне обращались. 

Такое состояние длилось около года. Не помогали ни выходные, ни отпуск. Потом я забеременела, ушла в декрет.  

Однажды, когда была уже в отпуске, мне нужно было принести какие-то бумаги в детский сад. Я физически почувствовала отвращение от одной мысли, что снова открою эту калитку. Только в тот момент я поняла, что раньше со мной творилось что-то не то. Выгорание накапливалось постепенно, находясь внутри этой ситуации я не замечала, как сильно оно меня изменило. Смогла все понять только, когда вышла из этой ситуации. Спустя два года.

За время декретного отпуска я полностью восстановилась. Теперь он закончился, я снова вернулась к работе. Снова — с энтузиазмом и радостью. Стараюсь следить за тем, чтобы не переутомляться.

Снижение производительности труда  из-за выгорания ежегодно обходится мировой экономике в один триллион долларов

Куратор «Центра поддержки инициатив в области психического здоровья» Елена Станиславчик считает, что одна из ключевых проблем в нашей стране — то, что и сами люди, и работодатели несерьезно относятся к теме психического здоровья. 

— На самом начальном этапе именно работодатель — то звено, от которого зависит, как ситуация будет разворачиваться дальше. Чаще всего у нас так: сотрудник на грани, но этого никто не видит или не хочет видеть. В итоге человек выгорает. Плохо от этого всем, и нанимателю в том числе: сотрудник просто не может работать хорошо в таком состоянии. Но в силах работодателя этого просто не допустить. 

Игорь. Когда рутина разрушает все 

Я не могу себе позволить остановиться. Мне нужно кормить семью. У меня четверо детей, которых надо обеспечивать. Есть сотрудники, которым надо выплачивать зарплату и за которых я несу ответственность. 

Я знаю, что такое выгорание. Первый раз со мной это случилось в 25 лет. Я много работал, на мне была большая ответственность и мне это нравилось. К тому времени у меня уже был свой бизнес, дом, жена и ребенок, высокий статус: со мной за руку здоровался председатель райисполкома. 

Однажды я проснулся и понял, что больше не хочу идти на работу: нет никаких сил и желания. Для меня важен и результат, и сам процесс. И если я перестаю видеть перспективы, то быстро устаю от монотонности, мне становится неинтересно. Тогда была именно такая ситуация. У меня началась бессонница, мне казалось, что если я останусь в поселке и проживу еще один «день сурка», то просто сойду с ума. 

В конце концов я решил просто все бросить и уехать из страны. Тяжелей всего было договориться с женой: она оставалась одна с ребенком, я очень любил их и не хотел расставаться. Но другого выхода не видел. 

Я уехал в Питер. Новая работа, новые знакомства, новый город сделали свое дело: мне снова захотелось жить и работать. Через год мы с женой решили осесть в Минске. Устроился на работу, дела шли в гору, мы купили квартиру, семья росла.

Потом я занялся мебельным бизнесом. Все процессы настраивал сам: изучал мебельное производство, маркетинг, рисовал модели, делал рекламу, ездил по клиентам. Успевал все, был на подъеме, спал по четыре часа.

Но через несколько лет я снова почувствовал уже знакомое состояние. Снова бессонница, опять мысли о работе стали вызывать апатию. Я не верю в то, что психологи или психотерапевты могут чем-то помочь. Решал проблемы сам: стал бегать по вечерам, записался в бассейн, учил английский. Но внутреннее напряжение нарастало, за ночь не удавалось поспать больше трех-пяти часов, и то урывками. На работе дела стали идти хуже. 

Я стал часто психовать на пустом месте, однажды сорвался и побил машину соседа. Тогда понял, что есть черта, через которую мне нельзя переходить. Нашел партнера, часть дел передал ему. 

В целом сейчас я всем доволен. Пока что у бизнеса не лучшие времена, но постепенно все налаживается. Да, каждый мой кризис бьет по финансовому состоянию семьи, мы теряем стабильность. Моей жене непросто в такие моменты, но с годами она стала лучше меня понимать. Моя отдушина — моя семья и дети. Они придают мне сил и решимости действовать и не позволять себе «выгорать» дотла». 

Девочку, которую приводили в группу первой, я терпеть не могла — видела в ней начало рабочего дня

— Одна из основных причин выгорания — отсутствие перспектив, — объясняет Елена Станиславчик. — Человек дорос до какого-то определенного уровня, а дальше начинается рутина. Ему становится скучно, он не видит, куда можно расти. И здесь ему нужна помощь профессионального супервизора. Супервизор — это специалист, который с одной стороны знает специфику работы человека, разбирается в этой теме, а с другой — у него есть квалификация психотерапевта. Он может разделить, какие проблемы связаны с эмоциональной сферой, а какие — с профессиональной. Если совсем упростить, супервизор скажет: вот здесь вам нужен отпуск, массаж. А после отпуска давайте разберемся, как развиваться вам дальше профессии. В Великобритании и Австралии, например, работают целые службы супервизии. В США организации должны обеспечить определенное число часов супервизии для каждого сотрудника. В нашей стране есть отдельные элементы этого процесса. Например, когда профессор курирует аспиранта при написании диссертации, либо врачи собираются и обсуждают сложные случаи. Но чтобы решить проблему человека целиком, нужна система целиком.  

Юля. Когда нет обратной связи

На работу в Академию наук я шла с большим воодушевлением и волнением. С первого дня нагрузила себя по полной: преподавала, писала, ездила на конференции, принялась за подготовку к диссертации. Перевыполняла план в два-три раза. Но мою работу либо не замечали, либо воспринимали как должное. А бывало вообще  начинали «песочить». 

Через несколько лет такого режима я стала другой: напряженной, плаксивой, меня перестало радовать все, что раньше приносило удовольствие. 

Я обратилась к психологу. И оказалось, что уже поздно — она сказала, что мне нужны лекарства и направила меня к психотерапевту. И тут начались приключения: один специалист выписал мне серьезные препараты, которые я испугалась пить; второй рассказывал, что мне нужно просто найти свое женское начало, и все будет хорошо. За несколько лет я сменила пять специалистов, пила разные лекарства, но мне никто и ничто не помогало.

Все это время продолжала ходить на работу, и мне становилось хуже: я не могла расслабиться, начались проблемы со сном. Больше не получалось  сосредоточиться, я перестала успевать, брала работу домой. Меня поддерживал муж, я говорила себе, что все у меня хорошо, брала отпуска, отгулы, старалась отвлечься, занималась спортом. Думала уволиться, но окружающие отговаривали. Казалось, надо еще немножко потерпеть — и все наладиться.

Не наладилось. Я оказалась в больнице с тяжелой клинической депрессией. После больницы я, наконец, нашла хорошего психотерапевта. Мы работали в связке с психологом и психотерапевтом, я пила лекарства. 

Последние два года я просто посещаю раз в месяц психотерапевта. Для профилактики. У меня есть номер его телефона на экстренный случай. И самое главное — я уволилась. Эта работа сделала меня несчастной. Ни минуты не хочу там находиться. 

У меня началась бессонница, мне казалось, что если я останусь в поселке и проживу еще один «день сурка», то просто сойду с ума

Психиатр Андрей Бутько объясняет, что выгорают люди еще тогда, когда жизненно важные потребности человека хронически не удовлетворяются. 

— Человек хочет признания. Он работает, много работает. Признания не получает. Он работает еще больше. Устает, силы истощаются, а признания все нет. Эмоционально он хронически голодный. В такой ситуации выгорание — это дело времени, оно неизбежно. 

Система психологической помощи у нас в стране есть: психологи, психотерапевты, психиатры есть в поликлиниках, больницах, есть много специалистов, которые ведут частную практику. Елена Станиславчик объясняет, почему, несмотря на это, Юля не смогла справиться с выгоранием. 

— Далеко не все специалисты понимают, как работать именно с выгоранием. Более того, у нас невозможно исключить первопричину — человек все равно должен ходить на работу в этот период. Хоть эффективность его в таком состоянии почти нулевая. Компании было бы дешевле дать ему отдохнуть. 

Каждая из описанных ситуаций могла бы закончиться куда лучше, если бы в Беларуси работала система помощи людям при выгорании. Пример Алены из Великобритании это доказывает. Она живет в Лондоне почти 10 лет, работает архитектором. Недавно столкнулась с тем, как работает система помощи при выгорании в этой стране. 

Алена. Когда знаешь, что помощь придет

Три года назад наша компания получила очень ответственный проект, в котором у меня была важная роль. Я была в эпицентре событий: общалась с заказчиком, работала над технической частью. Я чувствовала свою ответственность, очень старалась соблюдать все дедлайны, делать все на высшем уровне. 

Напряжение и бешеный ритм привели к тому, что я постоянно хотелось спать, чувствовала себя разбитой, начались проблемы с желудком — как оказалось потом — психосоматические. Мне стало сложно сконцентрироваться, принимать простые решения. Список продуктов, которые я покупала в магазине, сузился до четырех — просто чтобы не думать, что мне выбрать. 

Я обратилась к психологу. Это был частный психолог из Беларуси — общались по скайпу. 

На первой же встрече она сказала, что мне нужно срочно отдохнуть, иначе все может плохо закончиться. Я так испугалась! И в тот же день написала руководству, что прямо сейчас мне нужен отпуск, объяснила причины. Время для отпуска было совсем неподходящее: наш проект находился на ответственной стадии, а на мне были завязаны многие процессы. 

Руководство отреагировало спокойно. Непосредственный начальник, который видел мое состояние, сказал: «Молодец, что это сделала. Мне стоило быть более внимательным, не грузить тебя так». Попросили только взять официальное письмо у врача, чтобы им было легче все оформить. 

За несколько лет я сменила пять специалистов, пила разные лекарства, но мне никто и ничто не помогало

В Великобритании работает государственный онлайн-сервис, через который можно связаться с врачом и получить всю нужную помощь. Мы общались с терапевтом 10 минут: она спросила о моем состоянии, как я сплю, какой у меня аппетит, есть ли у меня близкие люди, которые могут меня поддержать. 

В конце разговора сказала: «Вам нужна помощь прямо сейчас» и выписала больничный на две недели. В справке не было диагноза, только информация о том, что из-за стресса на работе у меня проблемы со здоровьем. 

Через несколько дней меня освободили от работы на шесть недель: две недели больничного, две недели неиспользованного отпуска и 12 дней отпуска мне дали за переработки в последнее время. Об этих 12 днях мы раньше не договаривались — это была инициатива работодателя. Все это время оплачивалось. 

Еще несколько дней я просто лежала дома — не могла ничего делать. Потом поехала в отпуск, навестила родных в Беларуси. Шести недель мне хватило, чтобы восстановиться. 

Когда я вернулась в компанию, первый месяц меня старались не грузить вообще. Несмотря на протесты заказчика, с меня сняли функцию переговоров с ним. Сейчас — спустя пару месяцев — работы снова много. Но я чувствую себя намного лучше, мне куда легче справляться, хоть сложности еще есть. Работаю с психологом, стараюсь себя беречь. 

Некоторые мои руководители отнеслись к этой ситуации с абсолютным пониманием и участием. Некоторые мне тогда навстречу пошли не по доброте душевной — просто здесь очень строгие законы, работник может подать в суд на компанию за то, что возникли проблемы со здоровьем из-за работы. Я не знаю, как эта ситуация отразится на моей карьере. Всем же нужны крепкие, здоровые и стрессоустойчивые сотрудники. Но я точно знаю, что эта быстрая помощь хорошо отразилась на моем здоровье и моей  жизни. 

Что можно сделать, чтобы решить эту проблему

1. Самое главное — начать обращать внимание на психическое здоровье. 
2. Люди могут сами заботиться о себе: обращаться к специалистам сразу, не дожидаясь, пока  проблемы станут серьезным. На начальном этапе остановить процесс выгорания поможет психолог. Можно обратиться к специалисту в поликлинике или найти частного, а можно позвонить по телефонам доверия. 
3. Компании могут лучше заботиться о своих сотрудниках: не перегружать работой, давать положительную обратную связь, создавать комфортные условия, организовывать комнаты отдыха в офисах, отпускать человека в отпуск, если он выдохся, давать отгулы за переработки или периодически устраивать каникулы. 
4. Государство может создать систему супервизии в Беларуси для помощи людям с выгоранием. Создавать программы для работодателей (в том числе онлайн ресурсы), где они могли бы получить информацию о том, как заботиться о психическом состоянии своих работников. В Великобритании такие программы организовывает Национальная служба здравоохранения. 
5. Медицинским работникам стоит повысить свои знания в сфере психологии и психотерапии. По Беларуси статистики нет, в соседней России каждый четвертый посетитель поликлиники нуждается в психологической помощи. Но не каждый терапевт это понимает. Кроме того, стоит улучшить подготовку всех студентов медицинских вузов в области психиатрии и медицинской психологии.

ИМЕНА работают на деньги читателей. Вы делаете перевод  5, 10, 20 рублей или оформляете ежемесячную подписку, а мы делаем новые истории и помогаем еще большему количеству людей. ИМЕНА — для читателей, читатели — для ИМЕН. Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода!