В 2019 году 38% преступлений в Беларуси совершили ранее судимые люди. При этом, многие из них были освобождены досрочно. Это значит, что пенитенциарная (уголовно-исполнительная) система не справляется с задачей исправления осужденных.
Бывшие заключенные рассказали ИМЕНАМ о том, что не так в исправительной системе, как устроена жизнь в тюрьме и почему многие хотят туда вернуться.
Игорь, 30 лет. «Тюрьма забирает последнее»
— Меня задержали вечером 6 ноября 2012 года. Помню, подумал, что это боевик, и я попал сюда случайно. Чтобы схватить одного человека, вызвали целый автобус «Алмаза». Мне было 20.
После задержания ты попадаешь в фургон. Там в лучшем случае просто лежишь с ботинком на голове. Всё это сопровождается оскорблениями. Такое обращение обескураживает настолько, что к следователям ты попадаешь уже сломанным. Говоришь то, что тебе сказали. Подписываешь, что дали. Первые показания даются под большим давлением и не должны учитываться. Но на деле оказывается, что именно по ним тебя и судят.
Расследование изначально ошиблось. Предполагалось, что я приобретаю в особо крупном размере. А по факту в моей машине нашли 0,2 грамма вещества. Причём следствие установило, что на момент приобретения это было разрешено. А вот на момент задержания уже нет.
Так я получил первую часть статьи. Третью на меня повесили из-за показаний другого человека. Изначальный приговор — два года домашней химии (Ограничение свободы без направления в исправительное учреждение открытого типа. Осужденный остается дома, ходит на работу, но должен соблюдать предписанные правила. — Прим. ред.).
Поэтому после первого суда меня даже отпустили домой.
А потом вышел декрет об усилении 328. Поменялся судья. Приговор отменили. Все процедуры нужно было проходить заново. У меня были планы на жизнь, девушка, хорошая машина. Я готовился к свадьбе. Но всё обрушилось. Дали восемь лет. Имущество конфисковали. Если бы не амнистия, я бы до сих пор был в тюрьме.
Мне кажется, что связь с близкими хорошо влияет на оступившегося человека. Но в тюрьме ты наоборот лишаешься этой связи за любой проступок
Тюрьма забирает последнее. Всё сделано так, чтобы человек, как собака, радовался любой брошенной кости. Ограниченное количество звонков, свиданий, посылок. Мне кажется, что связь с близкими хорошо влияет на оступившегося человека. Но в тюрьме ты, наоборот, лишаешься этой связи за любой проступок. Да и ребят по 328 трудно назвать преступниками. Они не опасны для общества. И при этом могут уехать на 15-20 лет. Как-то абсурдно.
Из-за жесткости наркотической статьи любая провинность влекла за собой дополнительное наказание или даже увеличение срока. Послаблений не было никаких. Я хотел сохранить отношения с близкими и не мог лишиться даже одного звонка. Для меня это было катастрофой. Поэтому за 6,5 лет у меня не было нарушений. Но за покладистость я ничего не получил. На химию не отпустили, даже когда забеременела жена.
«Наказывают всем»
— Ограничения в тюрьме сами по себе демотивируют. Вот выходит такой послушный Игорь с очередной комиссии ни с чем. И ребята, которым осталось по 10 лет, не понимают, зачем вести себя хорошо. В таких условиях нужно решить для себя, зачем. И многие решают жить тюремными моментами. Потому что это теперь дом. Потому что у нас из-за добавления срока сидеть можно бесконечно.
Казалось бы, ограничение свободы и есть твоё наказание, но по факту наказывают всем. Распорядком, бессмысленным трудом, отсутствием связи с близкими. Всё, что направлено на исправление, тоже наказание. За весь день между работами у заключенных есть 45 минут личного времени. Можно почитать книгу или позаниматься спортом. Но на этот промежуток часто приходится просмотр лекции. Мало кто радуется такому событию. Лекции одни и те же: алкоголь, табакокурение, наркотики… Первые месяцы терпимо, а потом всё идёт по кругу. Со временем начинаешь наизусть пересказывать цитаты героев. Здравомыслия в этом мало.
Кажется, что ты родился в тюрьме, что воли нет, ее придумали. Чувство свободы забывается напрочь
Стоит отметить, что тюрьма не такое страшное место, как раньше. В тюрьмах больше не убивают. Тут есть все для спорта. Можно даже йогой заняться. Есть психологи и комната релаксации с рыбками. При этом за 6,5 лет я видел четыре самоубийства. Большие несоразмерные сроки ломают психику.
Мне повезло. У меня дружная семья, которая помогла сохранить себя. Я жил шесть лет надеждой. Меня ждали. Но даже при таких условиях со временем начинаешь сомневаться в реальности. Кажется, что ты родился в тюрьме, что воли нет, ее придумали. Чувство свободы забывается напрочь. Мозгом понимаешь, что год остался сидеть, но поверить трудно.
«Перспектив нет»
— До освобождения я говорил себе: «Выйду и вообще расстраиваться не буду! Никогда!» Первый месяц так и было. Ходишь, как Незнайка в Солнечном городе. Всё интересно, телефоны новые. Но потом понимаешь, что суть не поменялась. Люди остались прежними. Только сложно смотреть на старых знакомых. Вот вы вместе закончили колледж, а вот у человека карьера и квартира, он многого добился. А ты забыл всё, что умел. И тебя никогда не возьмут на хорошую должность. И ты идешь на самую обычную работу.
Представьте, каково это для тех, кто торговал и ощутил вкус лёгких денег? На выходе из тюрьмы они понимают, что перспектив нет. И начинают скучать, думать, что вообще-то на зоне жизнь не так плоха. Не так много хлопот, всегда знаешь, чем день закончится. А на воле много соблазнов. Да и старые связи могли остаться. И круг замыкается…
Когда я вышел, мне сказали обратиться в администрацию района. Обещали внушительные подъёмные. Пришлось собрать кучу бумаг, терпеть презрительные вопросы. «А зачем вам деньги? А на что?» Действительно, зачем деньги человеку с ребенком, который после тюрьмы полтора месяца не может найти работу? В итоге дали 150 рублей.
У отсидевших в Беларуси мало шансов на достойную жизнь, если нет богатых родителей и связей.
После тюрьмы я по знакомству устроился в пиццерию. Работал за копейки и выгорел. Потом занимался благоустройством участков. И за год понял, что это дорога в никуда. А у меня семья. Мы решили что-то менять и уехали в Польшу. Уезжать было страшно: ни знакомых, ни навыков, ни языка. Но все получилось. Работа в Польше у меня тоже самая простая. Только здесь с простой работой можно накопить на отпуск и в целом хорошо жить.
Сергей (по просьбе героя имя изменено) «То месть обдумываешь, то молишь Бога о прощении»
— Я получил два года по коррупционной статье*. В моём случае вознаграждение было, а вот юридически значимых действий не было. Все эпизоды, которые мне вменили, принимались коллегиально и на основании подробных экономических обоснований. Так что я просто ещё плюс один человек в статистику борьбы с коррупцией.
Я думал, что выйду быстрее, но законы ужесточились. Выпускать коррупционеров досрочно запретили. Хотя в основном это порядочные люди, у которых масса заслуг в этой стране и за рубежом. Просто «правоохранителям» нужно показывать результаты. Я провёл год в тюрьме КГБ, потом на Володарке и потом ещё много где. За это время пришлось познакомиться с руководителями разного уровня и разных отраслей, осужденных по аналогичным статьям.
В тюрьме многое делалось для галочки. Работа для галочки, исправление осужденных для галочки. Система создана, чтобы унизить человека, а не чтобы сделать его лучше. Например, в КГБ ужасные условия. Очень маленькая камера с тремя нарами, в которой должны существовать пять человек. Они по очереди переезжают с пола на нары.
Там я познакомился с бывшим детским врачом-хирургом. Человек, который до сих пор помнит каждого тяжелобольного ребенка, вынужден лежать под нарой на щите. Коллеги его не забывали, поддерживали и писали много писем.
Меня забрали в конце рабочего дня. Четверо суток я провёл в одежде, в которой меня задержали. Родственникам сообщили только на утро. Просьбы и опасения за здоровье престарелой матери игнорировались. Думаю, так демонстрируется то, насколько ты зависим от них. А под давлением даются «нужные» показания.
Все пропитано унижением. Но, к сожалению, чем дольше ты находишься в этих условиях, тем больше и больше привыкаешь
Возможно, для кого-то это нормально. Но для меня это дико. Дико забирать людей с улицы и не давать им минимальный гигиенический набор, робу. Дико водить в туалет два раза в день.
Все пропитано унижением. Но, к сожалению, чем дольше ты находишься в этих условиях, тем больше привыкаешь. На суде я слышал последнее слово людей, проходивших по делу. Их выпустили под залог через пару месяцев. Так вот они постоянно говорили о пережитом унижении, которое запомнится на всю жизнь. А те, кто находился в СИЗО дольше, даже не вспомнили об этом.
«Нет цели быть хорошим»
— Сама по себе тюрьма не самое страшное место, теперь там много приличных людей. Есть, конечно, и те, кто сел ещё ребёнком. Они уже седые и матёрые, а головой остались там, в своей молодости. Они не развиваются. Даже тем, кто много читает, все равно не хватает социума. Людям приходится выдумывать свою жизнь, чтобы не сойти с ума. Они пересказывают другу небылицы и верят в них. И машины у них были, и женщины. Потому что трудно принять, что вся твоя жизнь прошла вот так, что её не было.
Ещё хоть как-то можно понять это, если человек отнял жизнь. Но если это ребёнок, который сел за наркотики? Отряды наркоманов — это, в основном, люди из нормальных семей. Собственными силами и с помощью родителей они могут поставить окна, например. То есть тюрьму ремонтирует не государство, а семьи заключенных. О каком исправлении в таких абсурдных условиях идёт речь?
Они все мечтают, что найдут миллионера, положат ему утюг на грудь и отожмут бабок. И хоть год, хоть пару месяцев, но поживут нормально
Иногда нам показывали хорошие фильмы. Вдохновляющие, социально направленные. Здорово жить там-то и так-то, ничего не потеряно после тюрьмы, главное — трудись. Только, как правило, это не о Беларуси. А человек выйдет — у него мама старенькая, он уехать и бросить её не может. Что ему делать? То есть единственные просветы и те направлены на американскую мечту.
Самое страшное, что люди с большими сроками выходят никому не нужными и ничего не умеющими. Они мечтают, что найдут миллионера, положат ему утюг на грудь и отожмут бабок. И хоть год, хоть пару месяцев, но поживут нормально. Нет у них цели выйти, трудиться на благо общества и быть хорошим. Чем больше времени проводишь в тюрьме, тем более злым становишься. Ты попадаешь в ограниченное пространство с чужими. Даже на свободе порой трудно найти близкого интересного человека. А в лагере ты постоянно в себе. И мысли разные, конечно. То месть обдумываешь, то молишь Бога о прощении.
Мне кажется, для убийц и насильников единственный вариант «исправления» — сельское хозяйство внутри тюрьмы, так как долгие годы зона их дом. Нужна какая-то резервация в лагере, чтобы они могли организовать свой быт. Дополнительно питаться тем, что производят. Тогда, может, что-то изменится и люди будут становиться лучше.
«Тюрьма отражает процессы в стране»
— Тюрьма отражает многие процессы в стране. И пока всё так, как сейчас, пути для развития нет. Я до сих пор пытаюсь оздоровиться. Избавиться от внутренних преград, которые мне дала тюрьма. Раньше я был смелым, инициативным. Теперь страшно, я уже не тот. Не могу даже объяснить, что это за тормоза.
После выхода мне казалось, что на мне табличка «сидел». Не уверен, что это прошло. Когда сидишь, думаешь, что будешь по чуть-чуть наслаждаться свободой: вот птички поют, вот машины ездят. Хочется медленно и этапами заново всё прочувствовать. Я неделю не принимал алкоголь, хотел насладиться мелочами не под хмелем. Но на выходе мир просто обрушивается на тебя. И приходится жить на той скорости, которую не выбираешь.
Тюрьма ни с социализацией, ни с работой не помогает. Всё фикция. На выходе дают перечень бюро по трудоустройству, а там уж как-нибудь сам. Меня ждали, и я начал работать на следующий же день. А многие не могут найти работу, чтобы прокормить себя и хоть как-то отблагодарить тех, кто помогал им на зоне. Потому что без помощи выдержать это невозможно.
После долгих сроков и без семьи люди не знают, что будет дальше. И есть ощущение, что они вернутся. Со мной сидел человек под следствием, который мечтал, что ему дадут срок. Хотел перезимовать в тюрьме и расстроился, когда не дали.
Специалистов мало
Психолог Наталия Бабич начала работать с осужденными в 1999 году. По ее словам, и тогда, и сегодня специалисты физически не успевают качественно работать со всеми заключенными. При этом терапия — один из главных ключей к исправлению.
— Каждый осужденный проходит диагностику по прибытии, а потом в соответствии с планом. Любой человек может записаться на приём, но часто его приходится ждать долго. Осужденных много, а специалистов мало. Один или даже три психолога на исправительное учреждение не могут объять масштаб работ, который теоретически на них возложен. Есть ли в таких условиях место серьёзной исправительной работе?
Эффективность психологической работы во многом зависит от контингента внутри отряда. Раньше коллективы делали смешанными (в одной группе были люди с разными статьями и сроками). Это усложняло работу, потому что осуждённые обменивались криминальным опытом. Сейчас отряды формируют по статьям. Так проще отслеживать процессы в конкретном коллективе.
По словам Наталии Бабич, актуальные темы для заключённых — это конфликты внутри исправительного учреждения, выстраивание отношений. Много спрашивают о том, как разговаривать с семьёй.
В середине срока семья становится для них первичной ценностью. Но и тут есть момент. Часто это не про связь с миром вне колонии, не про близость с родными. А про возможность получать печеньки, чай, сигареты
Также к психологам обращаются из-за физического состояния на фоне стресса: расстройства сна, питания, соматические проявления.
Что нужно изменить
Наталия Бабич уверена, что пенитенциарная система нуждается в изменениях.
- «В первую очередь, необходимо усилить связь между институтами. Как только вскрываешь одну проблему, понимаешь, что ниточка тянется из другого. Например, в исправительных учреждениях не лечат от алкоголизма. Предполагается, что длительное воздержание очищает. Но это так не работает. Люди выходят и срываются. Потому что это болезнь и триггеры остались. Реабилитация — это минимум три месяца ежедневной работы с алкоголиками и шесть с наркоманами».
- Также, по словам Бабич, необходимо повышать психологическую культуру.
Многие преступники не меняются, потому что уверены, что никому не навредили
«К счастью, мы наконец-то стали говорить о насилии и агентах насилия. Многие преступники не меняются, потому что уверены, что никому не навредили. Психологическое насилие вообще у нас не учитывается. Домашнего тоже нет. Но важно называть вещи своими именами, чтобы нести ответственность за свои поступки. Для этого нужны осознанность и воля. Если понимаешь, что с тобой происходит, легче контролировать процессы. Поэтому популяризация психологии необходима».
- Важно расширять штат тюремных психологов.
- А также создавать центры ресоциализации. Это центры социально-психологической реабилитации осужденных и службы сопровождения. Там бывших заключенных будут готовить к жизни в обществе. Помогать с жильем, обучением, выбором профессии, оказывать психологическую помощь.
«Столкновение со свободным миром после заключения — это сильный стресс. А значит, — это спусковой крючок для противоправного поведения. После тюрьмы на тебя наваливается очень много. А базиса, на котором можно построить законопослушный образ жизни, нет. Поэтому многим легче вернуться обратно».
«Тюрьма не виновата»
Центров ресоциализации бывших заключенных, о которых говорит Наталья Бабич, в Беларуси действительно нет.
Вместо государства бывшим преступникам помогают частные инициативы. Например, организация «Отклик» (проект «Помощь бездомным») создала центр для бездомных, куда может прийти любой нуждающийся человек, чтобы получить необходимую одежду, первую медицинскую помощь или поесть в социальной столовой.
Валерий Еренкевич, координатор проекта «Помощь бездомным», куратор столовой рассказывает, что многие их посетители — бывшие заключенные.
«Многие из тех, кто оказался на улице, сидели. Процентов 30-40 — люди с большими сроками. Был тут человек, который 36 лет провёл в тюрьме. Мы смогли пристроить его в дом престарелых».
Столовая для бездомных находится в Минске по адресу ул. Матусевича, 15. Раньше поесть можно было в самом помещении. Сегодня из-за карантина приходится выдавать еду через окно.
Посетитель столовой Евгений рассказывает, как несколько раз «залетал по хулиганке». Был на Володарке и в других тюрьмах. Последний раз отсидел полтора года домашней химии. Вышел в 2006 году.
— На Володарке, например, я в подвале сидел. Мы там карты вырезали, у нас их постоянно конфисковывали. Клопы были, клещи были. Мы их газетой травили. А еда там классная была.
У нас была комната на четыре шконаря. Однажды в неё закинули 15 человек. Дышать было нечем, приходилось спать по очереди и валетом. Мы тогда объявили голодовку. А начальство не любит забастовок. У них будут проблемы, если осужденные не накормлены. В тот раз забастовка помогла, и камеру расформировали. Но потом за такое всегда прилетало наказание.
Бывало, просто залетал ОМОН месить всех дубинками. Просто камера открывается и без перебоя начинают дубасить. Побили и ушли.**
В тюрьме работать не довелось. А в химии был труд. Кто на поля, кто куда. Я работал в садике, помогал ремонт делать. Потом сторожем на хоздвор в ночную. Кто-то работал на пилораме. У нас вообще привилегии большие были. Вот на пилораме, например, зарплата была 190 тысяч (неденоминированных — прим.ред.). А у меня 100-120 была. Это вторая по величине зарплата!
Бомжом я стал только в 2016 году. Тюрьма не виновата, я считаю. Это раньше из квартир выписывали, если садишься. Сейчас нет. Вот когда я первый раз сел, меня выписали. Но мать прописала обратно, хотя сестра не хотела. А раньше — да, если сел, то сразу бомж.
На выходе из тюрьмы дают такой длинный талон-выписку. С ним можно неделю-две ездить бесплатно на общественном транспорте. Дают адреса бесплатных столовых и ночлежек. С работой не помогают, говорят, найди сам.
Я по знакомству пошел учеником на фасады тогда. Стал специалистом. Проблем с работой не было. Да и сейчас всё нормально!
Некоторые выходят и говорят, что им на воле делать нечего. Стёкла бьют специально, чтобы вернуться. А я одетый, обутый, накормленный. У многих нет телефона, а у меня есть. Не жалуюсь.
«Давайте не будем о грустном»
Еще один посетитель столовой Василий говорит, что «раньше на зоне была жизнь, а сейчас нет».
Если почесноку, то на зоне плохо. Хотя если так подумать… Там работаешь — получаешь деньги. Тут работаешь — получаешь деньги
— Меня посадили, потому что я взял кредит в девяностых, а меня кинули (что именно произошло, Василий не объясняет, — прим. ред.). А я был честный человек, водитель троллейбуса. И остался им! И отработал еще после того, как вышел. Да, с судимостью. Просто мой отец был влиятельным человеком в городе. Сейчас его нет, к сожалению. Коронавирус, — Василий целует перстень и крестится.
Если почесноку, то на зоне плохо. Лучше на воле. Хотя если так подумать… Там работаешь — получаешь деньги. Тут работаешь — получаешь деньги. И всё на горшок уходит. Только в лагере еда бесплатная.
Я вышел в 2000-м году. И за последние три года отсидки я имел всё. И всех… Не очень хочу рассказывать. Вот я мог бы вам разгадать кроссворд (лежит перед ним на столе). Ручки только нет.
С убийцами и насильниками я не общался. А зачем мне это? Я в душе нормальный человек, такой же, как вы. Я не блатной. Я мужик. Я работяга!
Давайте не будем о грустном. Я сейчас живой. Я знаю, чем заняться завтра. Всё у меня нормально.
«Важно, чтобы человек сам решил, как жить»
По словам Валерия Еренкевича, у бывших заключенных три проблемы: зависимости, отсутствие документов, и отдельным блоком — работа-жильё-еда. Проект «Помощь бездомным» помогает со всем, чем может.
— Наши юристы восстанавливают людям паспорта. Все издержки оплачиваются организацией. Я расспрашиваю людей о том, чем они могут заниматься. И пристраиваю на работу. Как правило, бывшие заключённые идут работать сторожами, подсобными, грузчиками. На специальности не претендуют.
Помогать — это хорошо, но в моём деле важно различать тех, кто хочет помощи, и тех, кому и так нормально
Если человек адекватный, всё складывается хорошо. Работы сейчас хватает: частный сектор, сельское хозяйство. Мне приходит много запросов оттуда. Если ты не пьёшь и не буянишь, — трудись на здоровье. Не важно, сидел или не сидел.
Но, к сожалению, среди бывших заключённых много людей с зависимостями. Поэтому по желанию мы помогаем с реабилитационными центрами. Это на время решает вопрос с жильём. Там зависимые адаптируются, вникают в процессы труда, приобщаются к церкви. Реабцентры работают на самообеспечении. Поэтому бывшие заключённые учатся потреблять то, что производят сами.
Помогать — это хорошо, но в моём деле важно различать тех, кто хочет помощи, и тех, кому и так нормально.
Очень многое зависит от конкретной личности. Вот был, например, у меня тут кадр. Пять или шесть ходок у него. Мы восстановили документы, договорились о работе с помощниками, о домике в деревне. Казалось бы, работай себе, развивайся! Но нет. Получил пенсию и купил пару ящиков водки. Праздник устроил для души. Я дал ему несколько дней, чтобы протрезветь и прийти в себя. Но ничего не изменилось, пришлось его выгнать. А это образованный был человек, бывший прапорщик.
Но я всё равно считаю, что безвыходных положений нет. Прямо извергом нужно быть, чтобы тебе никто не помог. Да и к извергам можно найти подход. Хотя в конечном итоге важно, чтобы человек сам решил, как дальше жить.
Как вы можете помочь
«Зеки», «сидевшие». Пятно на теле общества. «Опасные элементы», которые нужно заключить, оградить, наказать.
Мало кто задумывается о том, что за всеми этими определениями скрываются живые люди со сложными историями. Что от беды не застрахован никто. И что стать «опасным элементом» в существующей системе очень легко.
На выходе из тюрьмы людям зачастую негде жить и нечего есть. Отсутствие документов и средств к существованию ставит их перед выбором: снова тюрьма или голодная смерть.
Ваша помощь может дать этим людям шанс на лучшую жизнь и снизить процент преступности в обществе.
«Имена» поддерживают проект организации «Отклик» «Помощь бездомным» и собирает деньги на его работу: закупку продуктов, медикаментов и расходных материалов, на оплату труда сотрудников.
Годовой бюджет проекта — 71 716 рублей. Если мы все скинемся понемногу, то обязательно ее соберем. И тогда около 300 человек зимой и 225 человек летом будут регулярно получать горячие обеды. Не менее 40 человек смогут восстановить документы, около 15 — трудоустроиться. 50 человек получат первую медицинскую помощь, консультацию по юридическим вопросам и моральную поддержку.
Пожалуйста, поддержите проект «Помощь бездомным» любой посильной суммой или подпишитесь на регулярное ежемесячное пожертвование. Регулярность очень важна, потому что именно из таких подписок у организации складывается понимание, сколько человек она сможет накормить в следующем месяце.
Чтобы оформить подписку, нажимайте кнопку «Помочь» на странице проекта.
*(УК РБ ст. 430 «Принятие должностным лицом для себя или для близких материальных ценностей…», «…должностные лица — лица, уполномоченные в установленном порядке на совершение юридически значимых действий…»).
**Осужденные имеют право на вежливое обращение со стороны работников органа или учреждения, исполняющих наказание и иные меры уголовной ответственности. Осужденные не должны подвергаться жестокому, бесчеловечному либо унижающему их достоинство обращению. Меры принуждения к ним могут быть применены не иначе как на основании закона. (п.2, ст. 10 УИК РБ)