Прямо сейчас в минском убежище для женщин и детей, пострадавших от насилия, живут 22 человека. Им, измотанным и напуганным, было негде спрятаться, чтобы оградить себя от оскорблений, избиений и угроз уничтожения. До момента, когда они узнали про этот дом-убежище и переступили его порог. Нынешние законы, общественное мнение не на их стороне. Убежище для них — единственный шанс уберечься. Это тайное место, адрес которого вы никогда не узнаете, потому что он тщательнейшим образом скрывается. И сегодня убежищу нужна ваша помощь.

Предупреждение: материал содержит триггеры — описание ситуаций, фотографии, которые могут вызвать повторные переживания психологической травмы. Имена пострадавших вымышлены в целях безопасности, настоящие имена и фамилии известны редакции.

В Минске тысячи домов, сотни тысяч квартир, и за закрытой дверью многих из них творится то, о чем многие из нас даже не подозревают. Статистика такова: каждая третья женщина в Беларуси подвергается физическому насилию в семье. Три из четырех — хотя бы один раз испытывали одну или несколько форм насилия: психологическое, сексуальное, экономическое, физическое. В 80% случаев женщинам, которые решили подать в суд на насильников, отказали в возбуждении дела.

15 лет назад общественное объединение «Радислава» открыло в Минске первый шелтер (от английского shelter — «укрытие») — убежище для женщин и их детей, пострадавших от насилия. Это была обычная квартира, адрес которой знали лишь те, кто жил в ней. Кто-то несколько дней, кто-то месяцами. Когда у «Радиславы» заканчивались деньги, шелтер закрывался. Потом открывался снова уже по другому адресу.

То убежище, которое существует сегодня, — четвертое по счету. Оно открылось в 2013-м. За последние три года через него прошли 162 человека: 83 женщины разных возрастов (от 18 до 89 лет) и 79 их детей. Сегодня в убежище живут 22 человека.

Сюда попадают совершенно разные женщины. Матери и бабушки, которых истязали сыновья и внуки. Жены и девушки, которых насиловали, избивали, преследовали, угрожали убить их супруги и партнеры. Сестры, которых избивали и насиловали братья. Дочери и падчерицы, которые подвергались изощренному сексуальному и физическому насилию со стороны отцов, дедушек и отчимов. Беженки из других стран.

Безопасность — это когда он не знает, где я

Секретное место

Нынешнее убежище — это коттедж c системой охраны и запасным выходом. Сюда никого из посторонних не пускают. Комнат много, и для каждой семьи предполагается отдельная, за исключением одной общей, где живут сразу несколько женщин. На межкомнатных дверях нет замков — всё ради безопасности, чтобы дверь не оказалась запертой, если вдруг потребуется срочная помощь. Есть сейф, в котором можно хранить драгоценности, деньги и документы. Кухня общая, но в каждой комнате есть холодильник.

Первое, что бросается в глаза, когда заходишь в дом, — обилие прогулочных колясок и детских игрушек, женской и детской одежды и обуви в коридоре. Всё аккуратно развешено и расставлено — каждая женщина и каждый ребенок здесь ответственно относится к месту, в котором живет. Уборка, стирка — ежедневная рутина, как и дома. Вообще при индивидуальной закрытости женщины здесь заботятся о друг друге. И о детях друг друга. Кто-то приготовит дополнительную порцию обеда и ужина, наморозит ягод следующим постоялицам. Где-то подстригут одна одну, где-то сделают макияж. Кто-то посидит с ребенком, пока его мама бегает по собеседованиям, или поможет подготовиться к встрече с органами опеки. Конечно, не бывает без конфликтов, людей-то много, у всех разное настроение, но солидарность и участие — это те два слова, которые с большего характеризуют отношения, медленно выстраивающиеся между клиентками убежища.

Им годами говорили и внушали, что они никчемные мамы, что они уродины, что они ничего из себя не представляют и никогда не справятся одни

Зачастую женщины здесь никому не доверяют. Они неразговорчивы, зажаты, у них каменные мышцы. Их годами оскорбляли. Им годами говорили и внушали, что они никчемные мамы, что они уродины, что они ничего из себя не представляют и никогда не справятся одни. Многие из них привычны и толерантны к насилию с детства. Уничтожена адекватная самооценка. Многие настолько боятся совершить ошибку, что оттого и бездействуют. Они боятся радоваться, положительные эмоции заморожены. Насилие, пережитое ими, разрушило привычный образ жизни. Их личность рассыпана на множество кусочков, мыслей чувств, эмоций.

По прозвищу «зверь»

Многие женщины обращаются за помощью в «Радиславу», пребывая в состоянии глубокой депрессии, с высоким уровнем тревоги, нарушениями сна, суицидальными мыслями, симптомами посттравматического стрессового расстройства, на исходе физических и эмоциональных сил, с внушенной агрессором негативной самооценкой и искаженным восприятием реальности. Таковы последствия  систематического  насилия, о котором женщины из убежища годами никому не рассказывали.

Анну за всю их совместную, почти десятилетнюю жизнь, муж, красавец с высшим образованием, не избил ни разу. Душил и пугал. Душил так, что не оставалось ни синячка. Пугал, что скинет с пятого этажа. Включал газовую конфорку и держал ее лицо над струящимся газом.

— Всё на страхе, чтобы показать, кто в доме хозяин, чтобы не пилила, не предъявляла претензий, чтобы не просила помощи в каких-то бытовых вопросах. Я стирала, убирала, приносила пакеты из магазина, готовила ему, приносила к дивану. Заявление в милицию? Если честно, мне надоело объяснять и оправдываться, почему я его не писала. Одна из главных причин: он душил так, что следов не оставалось, а если я начинала кричать и царапаться, то накидывал подушку, — следов не оставалось. Или когда держал над включенным газом и угрожал, о чем писать заявления? Про газ? Я же знаю, как всё работает у нас. Уходить? Уходила и не раз. Но далеко ли в нашем маленьком городе уйдешь? Он приходил на работу, позорил. Находил. Да он даже в столице, куда мы с сыном убежали, нашел, несмотря на все наши попытки замести следы.

Анна ходила к психологу и приносила мужу буклеты и брошюры с информацией о домашнем насилии, на что он реагировал так: «Ну, я же тебя не избиваю. Я же тебе сперва объясняю несколько раз, что ты не так делаешь, а когда ты всё равно продолжаешь, то мне ничего не остается, кроме как принимать меры». Когда он выпивал, то становился зверем, не осознающим, кто находится перед ним.

— Все эти годы, когда он выпивал, мы уходили из квартиры, убегали. Мы никогда не оставалась рядом с ним, когда он был пьяным. Я видела, как он поступает с другими людьми, будучи в нетрезвом состоянии. Он пил, шел на улицу и выискивал тех, кто ему не понравится: «Кому разбить е***о?». И пока с кем-нибудь не подерется, обратно не возвращался. В последнее время я стала приходить к мыслям о том, что лучше ужасный конец. Так хотелось, чтобы это всё закончилось. Всё из-за страха, напряжения. Мне постоянно надо было быть начеку, потому что он мог неожиданно пойти и выпить, а значит мне с ребенком надо было за время его отсутствия успеть собраться и покинуть квартиру. И этот момент (определить, что он пьяный) надо было всегда отслеживать.

К примеру, я услышала по телефону, что он нетрезв и направляется домой, — бежим из квартиры. Ночь ли это, день ли это, собираемся и бежим. Поехал по делам, выпил, — бежим из дому. Тревога, постоянный стресс, всегда начеку. Однажды ему не понравилось, как ребенок повесил его брюки. Потом начал обвинять десятилетнего мальчика в несамостоятельности, что тот слабо проявляет инициативу в школе. В итоге сперва побил его, а потом схватил за шею и поднял на высоту своего роста. Ребенок обделался. Я не писала заявления, ничего. Мы просто собрались, пока его не было, и убежали из города. Сейчас я подала на развод, будем с сыном как-то начинать всё с чистого листа.

Детей бил, меня бил. Маленькому однажды руку сломал

Команда убежища предоставляет женщинам услуги специалисток. Психологи помогают справиться со стрессом и пережить психологическую травму. Администратор — устроить детей в школу или в детский сад, помочь найти работу и приемлемое жилье, договориться с разными социальными службами. Адвокаты решают основные моменты, сопряженные с уходом от того, кто издевался: ведут переписку с органами МВД и прокуратуры, помогают во время развода, оформления алиментов, опеки над ребенком, раздела имущества. Услуги предоставляются бесплатно, профессионально и конфиденциально. Срок проживания оговаривается в каждом отдельном случае, но в убежище всегда стремятся предоставить максимальную помощь и столько времени, сколько пострадавшей хватит на то, чтобы взять контроль над своей жизнью в свои руки и оградиться от насилия. Клиентки подписывают соглашение о неразглашении адреса — только в этом случае сотрудницы убежища гарантируют им безопасность пребывания. Полугода обычно хватает, чтобы общими силами справиться с ситуацией, но договор на проживание можно продлить.

Карина пришла в убежище вместе с совершеннолетней дочерью. Муж 50-летней Карины не пьет, не курит, ведет здоровый образ жизни. В прошлом — профессиональный боксер, сегодня «поддерживает форму». Со слов Карины, все женщины для него «кухарки, уборщицы и няньки», а она ко всему прочему еще и «шкура, животное, шлюха, шалава подзаборная». Вместе они прожили 27 лет.

— Не было жизни никакой. Были скандалы, драки, синяки и увечья. Деспот. Детей бил, меня бил. Маленькому однажды руку сломал. Всегда его по носу бил, а у того ведь нос слабый, всегда в кровь. Никогда не выпускал детей поиграть с другими ребятами. Все бегают, играют, а наши, Катя и Ваня, — дома, калитка всегда закрыта. Когда входил в раж, то чуть ли пена изо рта не шла, глаза навыкате, как дикий человек, выбежавший из лесу и готовый съесть тебя. Любимая фраза: «Я же ни в чем не виноват». Домой постороннего никого и никогда не впускал. В магазин выйду, — раз десять позвонит: где ты, скорей, ни с кем не разговаривай.

Мужчина не работал лет 20, семью содержала Карина. Она часто ходила на работу вся в синяках, но за помощью не обращалась ни к соседям, ни к коллегам, ни к представителям власти.

— Соседи и так всё знали, всё видели. Его боялись. Все боялись. Милиция… Никто не хотел с ним связываться, как услышат фамилию, сразу отмахиваются. Он же два года отсидел и вообще буйный. Угрожал убить меня и детей, если что не по его сценарию пойдет. Я опасалась за свою жизнь, он ведь в состоянии аффекта бьет чем угодно и куда угодно, лишь бы сделать больно, заставить замолчать: «Еще одно слово, и я убью тебя, животное. И сына завалю». Одного человека инвалидом сделал, соседу челюсть сломал. Два раза милицию вызвали, никакого толку. Вот спустя 27 лет мы собрались и бежали от него. Боялась его и сейчас боюсь. Я знаю, что он меня ищет. Написал заявление о моей пропаже. Боюсь, что найдет, что выследит. Никакого суда не хочу, никакого возмездия, одного хочу: чтобы в покое оставил, и никогда больше не видеть его.

«Еще одно слово, и я убью тебя, животное. И сына завалю»

Оксане 30. Несколько лет назад она приехала в Беларусь из Украины. В Беларуси вышла замуж. Родила Борю и Катю. Мальчику сейчас четыре года, девочке — три.

— Всё было хорошо и спокойно до тех пор, пока не умерли его родители. Он стал сильно пить и употреблять наркотики. За год изменился до неузнаваемости. Начались побои. Даже на маму мою замахивался, которая приехала помогать с детьми.

Тогда Оксана в первый раз позвонила в убежище и какое-то время жила там вместе с детьми. Домой (а квартира принадлежит ему) женщина вернулась, когда мужа направили в ЛТП. От злости он разгромил всю мебель и сантехнику. Волонтерки и специалистки «Радиславы» помогли Оксане сделать ремонт. Через полгода он вышел из ЛТП. Не прошло и недели, как уже трезвым стал угрожать жене убийством: «Предашь меня — убью». Женщина снова переселилась в убежище.

— Оксана, что вам дает убежище? — спрашиваю у нее, когда мы сталкиваемся в коридоре.

— Безопасность.

— От чего?

— От угрозы для жизни. Угрозы жизни детей. Безопасность — это когда он не знает, где я.

Во двор заезжает администратор убежища Христина. Она привезла два продуктовых набора. Всё необходимое для питания мамы и ребенка на промежуток времени — до двух недель — в каждом. И сейчас энергично сортирует провизию.

— Такие наборы мы стараемся предоставить той женщине, у которой нет возможности зарабатывать (часто женщины убегают из дома в халате и тапочках.  — Прим. «Имена»), — объясняет она. — Или тем, кто только устроился на работу и ждет первой зарплаты. Те клиентки, которые имеют стабильный — насколько это можно назвать стабильным — доход, даже и низкий, стараются сами себя обеспечивать. Желание изменить свое финансовое положение их стимулирует, мотивирует. В остальном мы помогаем, чем можем: вещами, школьными принадлежностями, канцелярскими товарами, предметами гигиены. Когда я говорю «мы», я подразумеваю всех, кто поддерживает убежище материально.

Здесь всё у всех объективно плохо и надо быть в хорошем настроении, всех поддерживать, а это эмоционально затратно

У Христины ненормированный график работы. Заселение может случиться и в праздничный день, и в выходной, поэтому она не строит планов на рабочий день, ведь в один миг всё может измениться.

— Здесь много разрушающих факторов, — говорит она. — В ситуациях клиенток всегда очень много горя и боли, потому в убежище тяжелая, негативная обстановка. Здесь всё у всех объективно плохо и надо быть в хорошем настроении, всех поддерживать, а это эмоционально затратно. Я, бывает, приезжаю домой никакая, не могу ни уделить внимания, ни принять его от мужа или ребенка. Спасают коллеги-психологи, иначе долго не продержалась бы.

«Участковый мне  говорил, что я сама виновата, потому что я сама его выбрала»

Убежище — востребованный сервис. Так было 15 лет назад, так есть и сейчас.

— Завтра новое заселение, — сообщает Ольга Горбунова, которая руководит общественной организацией «Радислава» и является национальным экспертом UNFPA по вопросам противодействия домашнему насилию, организации и управления шелтерами в Беларуси. —  Ей (будущей клиентке, которая собирается заселяться) уже сказали, что ребенка признают НГЗ (нуждающимся в государственной защите, то есть его отнимут. — Прим. «Имена»). Так вышло, что она с конца апреля нигде не работает. Ребенок сейчас в сложном психоэмоциональном состоянии. Она сегодня должна была приехать, но не успела вещи собрать, потому что мальчику стало плохо — вчера как раз в очередной раз присутствовал, когда папа маму… Жить ей не дает, третирует. Склонный к преследованию. Он где-то в 2007 году сломал ей позвоночник, потом она опять пробовала милицию вызывать, но теперь боится, так как, на ее взгляд, каждый вызов приближает к изъятию ребенка. Очень загнанная, все время на слезах. Боится, что ребенка заберут в приют, и не вызывает милицию. Она записывает на свой мобильный, как он ее оскорбляет, нападает. С ней нужно будет идти в школу, объяснять, что она получает у нас помощь, чтобы они закрыли вопрос о НГЗ.

Это проблемы, с которыми сталкивается команда после появления в убежище каждой новой женщины.

Закон и порядок?

Аббревиатуры СОП (статус «социально опасное положение», которое устанавливают органы опеки), НГЗ, понятие «Декрет № 18» печально известны большинству женщин, которые обращаются за помощью в «Радиславу». По мнению сотрудниц организации, Декрет президента № 18, который должен защищать детей в неблагополучных семьях, — очень прогрессивный и важный документ, и если бы не он, некоторые дети могли бы погибнуть: декрет позволяет в случае необходимости забрать детей из семьи, в которой им может угрожать опасность. И в то же время он в некотором роде способствует сокрытию фактов домашнего насилия. Женщины не без оснований боятся вызвать милицию, написать и отнести заявление, потому что в этом случае семью могут счесть неблагополучной, а ребенка могут изъять.

— Наши клиентки постоянно сталкиваются с тем, что их предупреждают: зачем заявление в милицию, у вас же ребенка изымут. Но ведь это немыслимо: из-за одного проблемного родителя наказывать второго и попутно еще и ребенка. Такое положение дел против интересов и прав детей и женщин. Дети травмируются еще больше, а ситуация по итогу не меняется: к отцу-агрессору не применяется абсолютно никаких мер, они даже имеют возможность навещать детей в приюте,  — говорит Ольга Горбунова.

Екатерина — бывшая клиентка «Радиславы». Ее история иллюстрирует, как могут работать белорусские законы, в частности, всё тот же Декрет президента № 18, в обратном направлении. Екатерина вспоминает, как вызывала милицию раз пять, но ни разу в итоге не писала заявления.

— Почему? — как бы в разговоре самой с собой задается вопросом женщина.  — Потому что в последний наш «бытовой (!) скандал», а именно так (и не в первый раз) идентифицировали его прибывшие на место милиционеры, у меня была сломана рука, разбито лицо, а все тело было усыпано гематомами. Я попала в больницу, информация оттуда ушла в милицию, было возбуждено уголовное дело. Вроде как всё справедливо, но участковый проинформировал, что наша семья будет зачислена в группу социально опасных, а сын поставлен на учет в инспекцию по делам несовершеннолетних, так как все происходило на его глазах. Сыну тогда было 15 лет, и когда до него дошла эта информация, он сказал примерно следующее: «Делайте, что хотите, но если меня поставят на учет, то меня в этом городе вы больше не увидите, я уйду из дома». Я его хорошо знаю, поэтому пришлось приложить все усилия, чтобы дело прекратили. А дальше я просто терпела…

Екатерина планировала «дотерпеть», пока сыну не исполнится 18 лет. Не дотерпела. Бежала из собственной квартиры, подала на развод.

Разговаривая с клиентками «Радиславы», узнаешь, что в реальности максимум, что получали избивавшие и истязавшие их партнеры и иные близкие после написания заявления — это административный арест или штраф, который в итоге платился из семейного бюджета. Потому часто женщины писали встречное заявление или шли на мировую в суде. А еще чаще и вовсе не обращались в милицию, не находя смысла таких обращений.

32-летняя Кира переехала в убежище после того, как несколько месяцев подряд получала угрозы от бывшего мужа. Они жили в ее квартире, и он не хотел прекращать отношений. В милицию Кира обращалась, но участковый лишь провел с экс-супругом профилактическую беседу и посоветовал не выносить сор из избы.

— Больше никакого содействия. Мне заявляли, что до тех пор, пока он со мной ничего не сделал и пока у меня нет никаких доказательств, его к ответственности привлечь не могут. Всё, что мне оставалось, — это сидеть и дожидаться, изобьет ли он меня в очередной раз. Участковый мне говорил, что я сама виновата, потому что сама его выбрала. В милиции неохотно встречают таких женщин, как мы. Я не знаю, с чем это связано, но в целом я могу сказать о негативном отношении со стороны милиции, об абсолютном нежелании заниматься нашими делами, вплоть до того, что нам говорят: «Ну, может, вы сразу заберете заявление, всё равно вы потом помиритесь», — говорит Кира.

— Я несколько раз сдавала побои, писала девять заявлений в милицию, мне звонили и просили прийти и подписать заявление о примирении. Ни одного раза я этого не делала, но даже до административного штрафа не доходило. Со всех сторон советовали терпеть, в том числе, и участковые, —  рассказывает, подтверждая расхожий опыт пострадавших от насилия, клиентка убежища Елена. — Говорили: «Вы сами виноваты, вы провоцируете, неправильно себя ведете». После убежища я съехала на съемную квартиру, он узнал мой адрес, выломал там дверь, разбил всю посуду, пытался меня задушить, я вызвала милицию, написала заявление. Его на трое суток посадили.

Координатор убежища Ольга Горбунова поясняет, что в большинстве стран с развитой законодательной базой считается более эффективным карательный подход, который предусматривает разную меру ответственности за совершенное домашнее насилие. В таких странах есть специализированное законодательство о насилии в семье. Результат: поднял на близкого человека руку-ногу — понес наказание в любом случае, отзовет/не отзовет, простит/не простит. Прогрессивный закон меняет общество, а не наоборот.

— Когда женщина принимает решение уходить от нас в самостоятельную жизнь и на этот момент у нее есть четкий план того, как она будет жить, — пожалуйста, пусть уходит, — говорит координатор убежища Христина. — Когда она уходит без страха, с адекватным уровнем самооценки и с представлением о том, как она будет жить дальше — это успех. Когда у нее накапливаются ресурсы для того, чтобы начать жить самостоятельно, и она не возвращается к агрессору — это тоже успех. Конечно, случаи разные бывают. Некоторые уходят и со страхом, и не с очень большими средствами, но план есть всегда. Иногда женщины принимают решения, с которыми мы, как профессионалы, не согласны, но кто-то в силу жизненных обстоятельств возвращается к агрессору. Мы принимаем их решение и выбор при возврате, но предупреждаем о потенциальной опасности. А еще говорим о том, что готовы их поддерживать и помогать в дальнейшем. В большинстве случаев они снова возвращаются к нам.

Чтобы наступило завтра

Общественное объединение «Радислава» создали женщины, которые когда-то сами пострадали от насилия. Практика показывает, что эффективно, «на результат», работают исключительно «травматики», то есть те, кто был в ситуации насилия и профессионально проработал психотравму. Те, кому насилие знакомо, понятно и привычно.

— Для меня есть только один результат, к которому мы стремимся: прямо сегодня вот эта конкретная женщина, которая звонит нам на телефон +375 29 610 83 55 для размещения в убежище, останется жива, потому что ей будет куда уехать, — объясняет Ольга Горбунова. — И не имеет значения, что она решит для себя завтра, поговорив с нашей юристкой, со своим участковым, психологом. Миссия таких мест, как наше убежище, в оперативном реагировании — для многих людей завтра может не наступить. Приоритетная задача — чтобы для пострадавшей женщины завтра наступило. Убежище — сервис, который помогает выжить и обеспечить поддержку людям, у которых очень мало поддержки в жизни. Решить проблему насилия можно только разрушив цикл насилия, выйдя из него, посмотреть на ситуацию из другой точки, не запуганными глазами. Это практически невозможно сделать в одиночку.

В январе 2019 года Имена запустили новую кампанию по сбору средств на работу Убежища. 

В результате за год благодаря вашей поддержке 100 женщин и детей смогут начать новую жизнь — без насилия. За счет средств проекта 25 женщин, проживающих в Убежище, пройдут обучающие курсы и освоят новую профессию, а специалисты Убежища помогут им найти работу. Это даст женщинам финансовую возможность начать новую жизнь: самостоятельно оплачивать жилье, содержать детей.

Все женщины и дети получат необходимую юридическую и психологическую помощь и сопровождение по решению социальных и бытовых вопросов.

Имена собирают деньги на оплату услуг юриста и адвоката, зарплату детского психолога, няни, которая будет присматривать за детьми, пока женщины будут учиться и искать работу, а также социального работника, менеджера проекта, аренду помещения, расходные материалы и пр. Расходы на психолога для женщин проект оплатит из средств, привлеченных из других источников.

Журнал «Имена» работает на деньги читателей. Вы присылаете 5, 10, 20 рублей, а мы ищем новых героев и делаем новые истории. «Имена» — для читателей, читатели — для «Имен». Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода!