Сложно разобрать, что Наталья заикается. В разговоре с Денисом это уже заметно. А Валентин заикается так сильно, что наша беседа с ним длится целый час, хотя со многими другими такой же разговор длился бы минут пятнадцать. Минчанин создал клуб, где люди с заиканием помогают друг другу справляться с проблемой. «Имена» побывали на первом занятии и теперь знают, как к человеку может «приклеиться» заикание и чего потом стоит его перебороть.

Клуб «Я говорю свободно» (ул. Мележа, д. 1, организация народного образования «Актыўным быць файна»*) создал Денис Сотников, который сам заикается. На первую встречу собралось человек десять. Сначала парни и девушки знакомились и рассказывали о своей проблеме: когда и почему стали заикаться, как пытались избавиться от этого недостатка, удалось ли это, какие методики хотят испытать. Позже приступят к более серьезным задачам: пойдут «в народ», будут знакомиться с людьми на улицах, выступать публично. Чтобы перестать заикаться, надо перестать бояться разговоров и начать верить в себя.

Настя рассказывает, что два года работала в школе по распределению и за это время научилась разговаривать почти свободно, ведь в ее работе нередки совещания, открытые уроки и другие публичные выступления. А потом она стала социологом — и разговаривать почти не приходилось. Навык свободной речи утратился, а страх перед разговором на публику вернулся. Теперь Настя ходит в клуб, чтобы вернуть позабытые навыки.

Лешу в четыре года испугала собака, и с тех пор он заикается уже двадцать лет. При этом он боялся идти лечиться, потому что пришлось бы знакомиться и с докторами, и с логопедами, и другими ребятами — а он этого очень стеснялся. Думал, когда вырастет, заикание пройдет само собой: взрослые уже не будут казаться такими патриархами, перед которыми язык отнимается. И вот он вырос, но заикание не прошло.

Наталья Абакумова: «Однажды я пошла в магазин, и там на меня наорала продавщица»

«Но это заикание у него получалось только в особо важных случаях, когда он волновался, а так он говорил очень хорошо, громко и бойко, и вообще был очень славный паренек, и лучше всех в классе рисовал лошадей, и всегда делился завтраком, и мы к нему привыкли, и никто никогда не смеялся над Горбушкой, что он заикается. И оттого, что мы над ним не смеялись, заикание у него почти совсем прошло». Виктор Драгунский, «Денискины рассказы»

— Заикание у меня началось примерно в 4–5 лет, — такое случается у многих детей и вскоре проходит. Но однажды я пошла в магазин и там на меня наорала продавщица. Для меня это стало диким стрессом, заикание усугубилось и сохранилось на многие годы, до сих пор. С того дня я вплоть до десятого класса в магазин не ходила.

В обычной жизни — с родственниками и друзьями-подружками, — я могла свободно разговаривать. При этом любила играть с мальчиками и вообще предпочитала мальчишечьи игры: полазить где-то, в войнушку, в футбол побегать. Но как только мне надо было что-то сказать по телефону или на уроках — включался ступор. Учителя меня старались не трогать и к доске не вызывали. К концу школы я уже научилась управлять своей речью и на экзаменах отвечала нормально. К тому времени я дважды прошла лечение в центре патологии слуха, голоса и речи на улице Сухой (сейчас — Республиканский научно-практический центр оториноларингологии. — прим. авт.) и пыталась заниматься по своей собственной методике. Мы тогда жили в центре, у кинотеатра «Мир». Я каталась в трамвае до конечной и заставляла себя преодолевать страх общения: спрашивала у пассажиров, который час, задавала другие вопросы.

В центре на Сухой работают не с психологической подосновой заикания, а со следствием — с самой речью; но дают то, что все равно тебе нужно. Ты занимаешься в определенной обстановке, где все страхи минимизированы, где вокруг такие же люди с заиканием. Там учат плавности речи, определенному дыханию, дают упражнения на расслабление: сидишь в наушниках и пребываешь в каком-то гипнозе. И когда ты покидаешь этот центр, то какое-то время говоришь неплохо, пока твои страхи не возвращаются.

Человек заикающийся прежде всего не любит и не принимает себя, — поэтому все эти проблемы с заиканием и возникают. У кого-то они проявляются по-другому, у нас — в виде заикания. В детстве я себя из-за заикания настолько не любила, что старалась себе же сделать больнее, — сильно царапала руки. Настолько было неприятно, что ты такой вот, плюс еще очень сильно зависишь от мнения окружающих. Еще у меня была любимая игрушка, мишка, и во время игры, например, в школу ему очень сильно доставалось от меня — я вымещала на нем свою боль и агрессию. Хотя меня саму никогда не били, но вот мишка за плохую «учебу» получал изрядно. Кстати, мишка у меня не «заикался» в играх. По мере того, как я начала все больше себя уважать, я получила три высших образования, устроилась на хорошую работу, вышла замуж, у меня родились дети — заикание потихонечку уходило.

Когда я стала ходить на занятия клуба для людей с заиканием, начала передавать свой опыт и помогать другим справиться с проблемами. Многим людям кажется, что они выбирают для себя наиболее удачную стратегию поведения. Вот я заикаюсь — и я лучше на всякий случай не буду ни с кем конфликтовать. То есть себя в чем-то ущемляют. И я стараюсь стимулировать людей, чтобы они приняли это свое заикание. Ну, заикаюсь я, но ведь от этого я не стала хуже или менее интересной.

— Слово «заика» — обидное?

— Раньше было очень обидно, а сейчас почти нет. Когда на меня кто-то в младших классах обзывался — я его царапала. Сейчас знаю себе цену и уже не реагирую на обиду.

— Что способно вас вывести из равновесия настолько, что вы начинаете заикаться сильнее?

— Обычно то, что связано с самооценкой. Недавно был случай: я могла проявить характер, но не сделала этого. Люди, с которыми я работала, повели себя непорядочно, а я им доверяла. И хоть у меня изначально были сомнения в их квалификации, я махнула на это рукой. В результате я жутко расстроилась, начала себя сильно осуждать и, как следствие, заикаться. То есть я себя в данной ситуации не любила.

— Часто люди, слушая заикающегося человека, подсказывают слово, которое тот не может выговорить. Этим самым они приносят пользу или вред?

— Да, это расстраивает. Начинаешь думать: что же это я — сама не могу выговорить? И опять самооценка падает. А вообще у заикающихся очень развит словарный запас. У них есть набор синонимов на те слова, которые даются им с трудом, и они знают, что на этих синонимах не заикнутся. Такой способ используют многие заикающиеся. Мне, например, нелегко даются слова, начинающиеся на «х». Вот казалось бы: «холодильник». Ну что тут сложного? Кстати, эти буквы-ступоры могут меняться: сейчас одна, через какое-то время — другая.

Заикающиеся относятся к людям, которые умеют слушать — они прошли большую школу в этом смысле. Лично я очень люблю слушать людей.

Денис Сотников: «Я, взрослый человек, не смог сказать парочку простейших слов!»

«Он заикается, что ли? А мы этого не знали. Это было для нас неожиданно. Нас никто не предупредил, и поэтому наша классная дурында Соня Пузырькова на задней парте сразу захихикала своим глупым голосом. Тогда писатель слегка покраснел и сказал в сторону Соньки нормально и спокойно: — Ребята, я хотел вас предупредить, что когда я чем-нибудь взволнован или тронут, я начинаю немножко заикаться. Кому это смешно — может выйти из класса. Я не обижусь!». Виктор Драгунский, «Денискины рассказы»

— Заикаюсь я уже давно. А в 2013 году вместе с большой группой побывал в Израиле. После экскурсии все собрались в большом зале, чтобы поделиться впечатлениями. Каждый высказывается, мол, мне все понравилось, все классно. И вот уже подошла ко мне очередь, я начинаю говорить — произношу одно слово, второе, — и у меня ступор, больше ничего не могу сказать. Я, взрослый человек, не смог сказать парочку простейших слов! После этого я понял, что надо что-то радикально менять. Я и до того ходил к врачам, в платные центры, даже по всяким бабкам-шептуньям. Был и в центре на Сухой. Если что-то и помогало, то потом проблемы снова ко мне возвращались.

Я решил создать курсы для заикающихся, ведь заикание имеет в основе психологическую подоплеку. Заикание еще сравнивают с айсбергом: на вершине — проблемы речи, собственно заикание, а в глубине — те проблемы, которые и мешают нормально говорить. И чтобы решать эти проблемы «на глубине», надо выходить из своей привычной картины мира, нужно начать обсуждать проблему, понять ее. Два с половиной года назад, в январе, я и организовал такую группу поддержки. Придумал все не я сам — прочитал, что подобные группы уже не один десяток лет существуют по всему миру. В книге американца Джона Харрисона «Переосмысление заикания» я прочел, как создать такую группу: у него очень хорошо и подробно расписано, что делать, ведь автор сам заикался. Я почитал, вдохновился, меня какая-то муха укусила — я взял и создал это дело.

— Приходилось ли сталкиваться с дискриминацией из-за заикания?

— Был у меня такой случай. Я устраивался работать специалистом по общению с торговыми агентами: надо было каждый день с ними беседовать и потом оформлять заказы. Я пришел на собеседование и сразу же сказал: да, я все понимаю, на этой должности мне придется много говорить. Но я сознательно иду сюда, чтобы преодолеть свои страхи и свое заикание. Мне ответили: все нормально, не парься. И я работал две недели на испытательном сроке, разговаривал много по телефону и даже сам дискомфорта не ощущал. Как-то днем меня вызвали и сказали, что один агент сильно недоволен — я и медленный, и заикаюсь, а ему надо все быстро. И, мол, нам надо расстаться. Иногда такая дискриминация доходит до абсурда. Я по специальности — звукорежиссер. И вот я искал работу, связанную со звуком. Мне позвонили с какой-то радиостанции, я рассказал про свой опыт, знания, квалификацию, и вроде меня хотели взять. Потом я — бац! — и начал заикаться. И на том конце провода сразу говорят: «А нет, знаете, вы нам не подходите». Я переспрашиваю: но почему же? А мне отвечают: мол, вы много будете общаться с ведущими, это будет мешать. Но ведь я звукорежиссер, то есть буду в основном «общаться» с оборудованием. Но нет, отказали окончательно.

— А можно ли избавиться от заикания полностью?

— В принципе, можно. По крайней мере, есть немало людей, которые раньше во время разговора чуть ли не в ступор впадали, а сейчас лишь немного запинаются. Но надо понимать, что заикание — это проблема, которая проявляется лишь в социуме, при коммуникации. Когда я говорю сам с собою, с детьми или с животными — я не заикаюсь. А если надо побеседовать со взрослым человеком, начинаются проблемы. Если я разговариваю с человеком, которого уважаю, то и речь моя протекает свободнее. И когда я сам ощущаю свою значимость, тоже говорю ровнее.

Врачи называют заикание болезнью, но мне кажется, что это от бессилия. Проще назвать что-то болезнью, чем разбираться, почему это происходит. Болезнь не исчезает в зависимости от того, с кем я разговариваю — со своим сверстником Васей или с котом. Если я плохо вижу, то я не прозрею только потому, что нахожусь в комнате один. Если бы заикание было болезнью, она проявлялась бы одинаково в любой ситуации.

Такие группы поддержки, как наша, ставят целью как можно больше тренироваться в общении и даже перепрограммировать свои негативные эмоции, связанные с общением, на позитивные. Когда мы заикаемся, то в нас заикается какой-то внутренний ребенок: ведь в большинстве своем люди начинают заикаться еще в детстве. И это детское восприятие в нас остается. Механизм такой: мне надо побеседовать — но это для меня опасность. И мозг подает команду: ага, сейчас будет опасность, готовься — и человек начинает еще больше зажиматься. Поэтому надо приучить мозг к тому, что разговаривать — это классно, это никакая не опасность. И, как следствие, речь начинает выравниваться. Ведь разговаривать так здорово!

Мы практикуем и публичные выступления, и все, что так или иначе связано с навыком коммуникации. Новый цикл занятий, который мы запустили с конца апреля, отличается иным подходом по сравнению с прошлыми занятиями. Раньше они проводились в формате простых встреч: люди приходили, знакомились и в следующий раз могли уже не прийти. А сейчас мы постарались сделать так, чтобы тех, кто к нам пришел один раз, зацепить, удержать; чтобы они вместе с нами достигли определенных результатов. Мы будем звонить людям, будем ходить на улицы и знакомиться, будем выступать публично. И после всего этого уже не будем такими как прежде.

— Есть ли у вас в клубе люди, которые значительно улучшили свою речь после посещения занятий?

— Да. Это я сам.

Валентин Морозов: «Чтобы перестать заикаться, ушел в лес с палаткой и несколько дней молчал»

«Дело в том, что наш Горбушкин заикался. С самого первого класса. И он не как-нибудь скромненько так заикался, нет, он был чемпионом заикания. Горбушка был неслыханный трехступенчатый заика. Прежде чем заговорить, он сначала как будто чего-то запевал потихоньку: „А-а-а-а-а-а-а“. А потом вдруг сразу он переходил на вторую ступеньку и начинал говорить первый слог нужного слова». Виктор Драгунский, «Денискины рассказы»

— В детстве зимой я провалился под лед на реке и сильно испугался. Но сразу после этого заикание не проявилось. Первые признаки, маленькие запиночки, начались у меня где-то через год, лет с шести. Был период, когда я не обращал на это внимания, наверное, класса до пятого. С третьего по пятый классы я даже участвовал в школьных спектаклях. А потом пошло ухудшение, с каждым годом становилось все хуже и хуже.

В школе учителя и одноклассники относились ко мне прекрасно, я не чувствовал себе лишним и ущербным. С тех пор, как моя речь покатилась по наклонной, вызывать на устные ответы меня стали все реже и реже. Постепенно к старшим классам я почти полностью перешел на письменную форму ответов. Как я убедился на собственном опыте, это был неправильный ход. Потому что, давая себе слабину в чем-то, уходя от ответственности, ты не развиваешься, так и остаешься в своем тесном, ограниченном мирке.

Выпускные экзамены я сдавал письменно. На одном из устных экзаменов меня попробовали было спросить — я вышел. Так сильно волновался, что не смог даже закончить первое предложение. После школы я решил поступать в БГУИР, потому что там все экзамены были письменными. Это был мой сознательный выбор, хотя изначально я думал идти в Академию Искусств на дизайн и архитектуру: мне больше по душе творческие специальности.

В университете речь была на стабильно плохом уровне. Преподаватели были более требовательными. Там, где надо было отвечать устно, мне не делали никаких поблажек. Я старался отвечать вместе со всеми. И только если видели, что у меня совсем никак не получается, тогда уж разрешали письменно. А вот на иностранном, например, важно еще и произношение. Но так как я не особо часто отвечал устно, то мне в итоге ставили не «отлично», а «хорошо». Хотя немецкий я знал прекрасно — и грамматику, и произношение.

Первую работу я нашел по рекомендации друга. Он заранее объяснил работодателю, что у меня есть проблема с речью, и тот отнесся к этому с пониманием. Так я и устроился. А вообще, конечно, с дискриминацией сталкивался довольно часто, даже при собеседованиях на технические специальности, где говорить особо не нужно. Сейчас мне 35, и я работаю системным администратором.

Я пытался что-то сделать, чтобы избавиться от своего недостатка, самостоятельно над собой работал, но ощутимых результатов это не приносило. Стоило мне начать общаться публично — все эти наработки рушились как карточный домик. Моей ошибкой, наверное, было то, что я пытался самостоятельно справиться с этой проблемой. После каждой такой попытки мой настрой и вера в себя опускались ниже плинтуса. Был даже период, когда я на несколько дней вообще обрубил все контакты с обществом и ушел в лес с рюкзаком за плечами, жил в палатке на берегу реки. И тоже работал над собой. Я понял, если не пойду навстречу собственному страху, не сдвинусь с мертвой точки.

— Какие методы ты испробовал, пока жил в лесу? Пел и разговаривал сам с собой?

— Нет, я соблюдал режим полнейшего молчания. Делал дыхательные упражнения, практиковал самовнушения, медитации, физические упражнения для разрядки. То есть я жил иллюзиями, что смогу перемолоть эту проблему в себе самостоятельно, без рисков, без коммуникации.

— Ты заикаешься уже без малого 30 лет, и, несмотря на годы тренировок, тебе все еще нелегко разговаривать с другими людьми. Каким ты видишь свой дальнейший путь по избавлению от заикания?

— С тех пор, как я стал участвовать в жизни клуба «Я говорю свободно», вижу, что добился некоторого прогресса. Сейчас публичные выступления или общение в общественном месте не вызывают у меня такого дикого стресса и «зажатия», скованности, как это было года три-четыре назад. Конечно, мне нужно еще поработать над технической составляющей речи — над темпом, дыханием, артикуляцией. Один из самых важных способов достижения цели — публичные выступления, самоанализ и умение сделать правильные выводы.

Я понимаю, что полностью избавиться от заикания мне будет сложно. Но пока такой цели я и не ставлю. Для меня сейчас важно общаться на приемлемом для себя уровне. Пусть временами будут маленькие «спотыкалочки», но чтобы меня это абсолютно не волновало, и чтобы я мог свободно донести свою мысль всегда и везде. Я верю, что смогу этого добиться, потому что без веры эта работа была бы бессмысленной.

…Как отмечала Наталья Абакумова, все заикающиеся — терпеливые слушатели и не менее терпеливые рассказчики, уж если взялся держать речь — надо довести ее до конца. В конце интервью Валентин признался, что, пожалуй, впервые за много лет так много разговаривал без перерыва. Ребята из клуба испытали разные методики и способы борьбы с заиканием. Кому-то больше подходят дыхательные упражнения, кому-то — аутотренинг. Но все они постепенно пришли к выводу: чтобы говорить свободно, нужно, прежде всего, говорить.

* Клуб работает при поддержке организации народного образования «Актыўным быць файна».