Витебский студент Кирилл Демчев лежит прикованный к кровати по девять часов каждый день. Без движения и без перерыва на еду и туалет. Он — объект выставки «Имен», которая сейчас проходит в Минске. К Кириллу подходят разные люди. Щупают его ноги — проверяют, инвалид ли он, приносят еду, предлагают помощь. Кто-то смеется. Но Кириллу не до шуток — он на две недели освободился от занятий в университете и специально приехал в Минск, чтобы привлечь внимание к теме лежачих одиноких людей. Пока жалобы и письма в министерства проблем в Беларуси особо не решают, белорусские художники, на свой страх и риск, устраивают перформансы, чтобы привлечь к теме как можно больше людей. Вячеслав Косинеров набросил петлю на памятник городовому (прокурор попросил посадить парня на три года в тюрьму). Команда граффитистов расклеивает изображения чиновников и сопровождает их остросоциальными надписями (этих художников ищут по всему городу). «Имена» побеседовали с Кириллом и тремя другими художниками из России, Нью-Йорка и Польши, чтобы понять, может ли искусство что-то изменить и как вообще это работает.

Отказаться от ног, чтобы понять лежачих людей

—  Недавно умер мой дедушка. Он был мне очень близок, как отец, — говорит Кирилл Демчев. — У него был рак, и он не мог двигаться последние три недели, всё время лежал в кровати и смотрел в окно. Я к нему приезжал, но пока сам не встал на его место, не мог предположить, насколько это тяжело: постоянно испытывать одиночество, тоску и беззащитность.

Кирилл — студент 4-го курса Витебского государственного педагогического университета имени Машерова, учится на художественно-графическом факультете. Как и девять других белорусских художников, этот парень взялся переосмыслить истории журнала «Имена», которые мы публиковали на протяжении года, через инсталляции. Именно через искусство. Больше всего Кирилла зацепила история про Игоря Цурилова и Юру Кашина — людей, которые стали заложниками своего тела. Людей, которые в силу болезни оказались практически обездвижены и рядом с ними не было близких. Один-два визита в неделю социальных служб ничего в угнетающем положении этих людей не меняет. А людей таких — огромное количество. Они живут в каждом доме, мы их не видим, но и должного ухода они не получают.

Кирилл Демчев говорит, что изначально думал сделать обычную инсталляцию, но понял, что лучше всего болезненную для общества тему раскроет живой человек. То есть он сам. «Если я помещу в эту инсталляцию свое тело, то это вызовет у людей вопросы. У них будет возможность познакомиться ближе с темой, разобраться в ней», — делится Кирилл. Парень решил, что будет молчать и не реагировать на посетителей выставки 135 часов — ровно столько времени, сколько будет эта выставка длиться.

Да, есть неадекватные люди, которые кричат: «Сколько тебе за это заплатили?» и трогают меня руками. Свою беззащитность на этой акции я ощущаю как никогда

— Да, есть неадекватные люди, которые кричат: «Сколько тебе за это заплатили?» и трогают меня руками. Люди могут сделать всё, что угодно, и свою беззащитность на этой акции я ощущаю как никогда, — говорит Кирилл. — Но это ничего. Куда важнее, что есть те, кто смотрит на меня и плачет. Благодарит. В том числе люди на инвалидных колясках. Кто-то делится своими историями. Те, кто боялся подходить вначале, — подходят, спрашивают, могут ли мне помочь. Оставляют бутерброды.

Такие перформансы, где в центре проблемы находится живой человек, в Беларуси сегодня — явление редкое. Может, именно поэтому оно часто вызывает жесткую реакцию со стороны власти и агрессивную — среди простых зрителей. Мы пообщались с тремя художниками из-за рубежа, чтобы выяснить, какую реакцию вызывают публичные высказывания в России, Польше и Нью-Йорке, и можно ли акциями решить проблемы — религиозные, социальныеи или политические. 

Стать женщиной-заключенной и воспитанником детдома

Катрин Ненашева — художница, арт-активистка, участница благотворительного проекта «Русь Сидящая», который помогает осуждённым и их семьям. Катрин учится в Литературном институте им. А. М. Горького, живет и работает в Москве и занимается проблемами стигматизации людей с инвалидностью. Особенно ее интересует тема коммуникации заключенных в психоневрологических интернатах и людей из «внешнего мира».

— На День России в Москве я и мой герой, выпускник детского дома Дима Жданов, показывали людям на улице, что такое промывать пролежни. Дима прикован к инвалидной коляске и сталкивается с этой процедурой каждый день, как и другие сидячие люди. Когда мы начали акцию, полицейские сначала даже захотели нам помочь. Правда, потом стали отгонять людей — говорили, что им не надо быть свидетелями «этих ужасов». Что на это «нельзя смотреть». А еще позже — прислали мне домой приглашение прийти побеседовать. Статья — несанкционированная акция. Штраф и 30 суток ареста, — рассказывает художница из Москвы Катрин Ненашева.

6 июня 2016-го девушка начала в Москве проект под названием «На-казание». 21 день Катрин ходила по городу с привязанной к спине больничной койкой. 21 день — столько длится принудительное заключение в психиатрической больнице, куда в воспитательных целях отправляют сирот из детских домов России. Каждый день Катрин тестировала на себе разные практики детдомовских наказаний: сидела на корточках с вытянутыми руками, мыла асфальт, ела ложками соль. Так, по рассказам бывших детдомовцев, мальчикам и девочкам прививают дисциплину.

— Люди очень несвободны и боятся разговаривать с теми, с кем не принято говорить, — объясняет Катрина свои поступки. — Многие, даже проявляя интерес, просто молчали. И то, что люди смотрят, но боятся спросить — это большая история о коммуникативных барьерах. О том, что мы разучились друг с другом разговаривать. А как построить что-то и что-то поменять, если мы никак не можем друг с другом договориться?

Одна девушка, например, вспомнила, как ее в качестве наказания заставляли класть в рот мыло.

В целом, говорит Катрин, людей, которые реагировали на акцию резко негативно, было около 50%. Они осуждали художницу, мол, зачем она торчит на улице, и если такая умная и так всем недовольна, то иди, мол, лучше обивать кабинеты чиновников с жалобами. Много было обвинений в том, что Катрин хочется дешевого пиара или что она хочет развалить страну. Один мужчина, лет за 40, сначала обзывал ее, пока она мыла, привязанная к кровати, асфальт в парке. А потом сказал, что она «проклятая либерастка» и пнул ее так, чтобы она упала. Упала.

Куда важнее, уверена Катя, что около 20% прохожих высказали молчаливый интерес. И еще 30% начали активно общаться, спрашивать и даже делиться своим личным опытом по теме:

— Большой находкой для меня были дети и подростки, которые очень живо реагировали на происходящее. Некоторые сами были выпускниками детских домов. Одна девушка, например, вспомнила, как ее в качестве наказания заставляли класть в рот мыло и так сидеть.

«Прохожие смотрели на проект и становились волонтерами»

Второй большой проект Катрины называется «Не бойся». Он рассказывает о жизни женщин-заключенных после тюрьмы. 30 дней художница ходила по Москве в тюремной робе и пыталась жить обычной жизнью. Цель — обратить внимание на проблемы женской посттюремной адаптации, на себе испытать то, что чувствуют бывшие заключенные, заново входя в социум: страх, агрессию, сложности с приемом на работу, осуждение.

— В каждой акции есть группа людей, которые себя с тобой ассоциируют. В акции «Не бойся» это были мужчины за 40 каких-то рабочих профессий, которые либо не понаслышке знали о тюрьме, либо просто сталкивались с этой темой, интересовались, — рассказывает художница. И говорит, что эти мужчины, в отличие от большинства, не боялись подходить к ней. Власти отреагировали дважды. Первый раз в середине эксперимента - задержали Катрин вместе с активисткой Надеждой Толоконниковой, когда девушки пытались сшить на Болотной площади флаг России и нашить на него бирку «Россия ИК-1» . Второй раз — на 30-й день акции, когда подруга Катрин, активистка Анна Боклер на Красной площади побрила Ненашеву наголо.

— Нас тут же арестовали, — вспоминает Катрин. — Сотрудник полиции уже в отделении сказал: «Если вы просто придете на Красную площадь и будете там играть на скрипке или саксофоне, не прося за это денег, или будете раздавать всем мороженое, и рядом с вами соберется больше двух-трех людей, — это тоже будет считаться несанкционированным мероприятием. Такие правила».

Катрин считает, что во многом люди скептически настроены к искусству на улицах из-за перформансов старого времени:

— Образ молчащего художника, который делает какую-то ерунду, непонятную со стороны, так закрепился в сознании жителей России, что никто художника на улице не воспринимает всерьез. Для меня искусство — это про объединение. Мы не сможем бороться против несправедливости, пока на улице не сможем с друг другом нормально, без осуждения, оскорблений, пинков и плевков разговаривать.

Реакция властей, агрессия людей вокруг — это история про потерю языка.

— Художник всегда должен предлагать решение, — уверена Катрин. — В рамках акции «Не бойся» я предлагала людям писать письма одинокими женщинам-заключенным, чтобы им было легче потом адаптироваться к жизни. И письма действительно писали. В рамках «На-казания» — приглашала поучаствовать прохожих в качестве волонтеров в проекте Димы Жданова по трудоустройству сирот. Дизайнеры, художники, копирайтеры, водители — собралось большое количество небезразличных людей, многие их которых до сих пор в проекте.

— Реакция властей, агрессия прохожих — это история о потере языка. Все мы боимся и чувствуем тотальное одиночество. С этим надо работать, — говорит Катрин. 

Олег Мавроматти: «Художник не должен боятся смерти»

Художнику-акционисту Олегу Мавроматти сегодня 52 года. Он живет в Нью-Йорке и снимает фильмы. Одна из самых известных его продюссерских работ — культовое трэш-кино «Зеленый слоник». В 90-е Мавроматти жил в России и придумывал радикальные художественные акции. Например, однажды он организовал собственное распятие на кресте. На берегу Москвы-реки. За эту акцию под названием «Не верь глазам» в 2000 году на Олега завели уголовное дело — обвинили в разжигании межнациональной и межрелигиозной розни — статья 282 УК РФ. Олегу грозил срок до пяти лет лишения свободы. Так Олегу пришлось уехать из страны и эмигрировать в Болгарию.

— Жестче всего власть реагирует на те вещи, которые ей непонятны, — рассказывает Олег. — Например, в 90-е мы делали совершенно безумную дадаистскую акцию, которая называлась «Зеркальная болезнь». Мы стояли возле Кутафьей башни в Москве, и у нас в штанах были спрятаны зеркала. Когда мы расстегнули гульфики, эти зеркала стали видны, и нас тут же бросились «винтить» (сотрудники милиции) со всех сторон, тащили, всё такое. Один из них мне сказал: «Мы вас задержали, потому что мы то знаем, что вы потом выставите напоказ какую-нибудь непристойность». А у нас, честно, и в планах не было! То есть они сами дофанатазировали, сами задержали. Всё сами. Похожее сработало с вашей историей про городового и петлю.

Еще один показательный случай, по версии Олега, — акция граффитиста из Перми, который нарисовал распятого Гагарина. Говорят, что этот художник — Александр Жунев — пытался показать своей работой, что «Гагарин — это как Иисус от науки, добровольно принявший на себя первые космические муки человечества». Таким образом он пытался предостеречь науку и религию от дальнейших ошибок. Но поскольку фигурой для перформанса стал обласканный властью Гагарин — вуаля. Задержание, шумиха, штраф. 

Олег уверен, что можно одновременно делать высказывание ярким и при этом не нарываться.

— Мы как-то делали акцию «Братская могила», — рассказывает Олег, — На кладбище. Очень аккуратненько к плите на могиле неизвестного художника приклеили пластилином зеркало, которое закрыло его имя и фамилию. Вышло: «Художник» и под ним зеркальный квадрат. То есть все, кто отражался в этом квадрате, были условно похоронены в этой братской могиле. И как нас за это привлечь? Никак. Потому что мы ничего не разрушили и никого не оскорбили. Нет такой статьи.

Ничего мощнее по высказыванию и круче, чем перформанс на грани жизни и смерти, еще никто не придумал

Сам Олег считает, что ничего мощнее по высказыванию и круче, чем перформанс на грани жизни и смерти, еще никто не придумал. Вспоминает независимую художницу Лену Ковылину, которая во время акции стояла на каблуках, в петле. И провоцировала людей, проходщих мимо, выбить у нее из-под ног табуретку. Акция называлась «Сделай сам». Через 15 минут после начала акции в помещение зашел пьяный человек. Молча, с порога, бросился к Лене, ударил по табуретке и пошел дальше. Даже не оглянулся. Лена повисла в петле. «И если бы не я и не Ленин муж, всё бы могло закончиться летально», — вспоминает Олег.

Олег уверен, что художник не должен ничего решать. Он должен призывать к размышлению. Провоцировать. Быть честным. Он и сам стоял на пороге смерти во время акции «Свой/чужой». Тогда, уже будучи эмигрантом в Болгарии, Олег объявил в своем блоге голосование: «за» или «против» смерти Олега на самодельном электрическом стуле. В итоге голоса «против» перевысили. Но адреналина, говорит Олег, хватило надолго.

Сегодня, глядя на то, что происходит в Нью-Йорке, Олег, скорее, тоскует, чем радуется. 

— В Америке такие высказывания очень маргинализированы. Да, какая-нибудь Марина Абрамович, безусловно, собирает музеи, огромную аудиторию. Но только потому, что она распиаренная страшно. В основном перформеров знает очень узкая, специальная аудитория. Прозвучать в Штатах как Павленский (российский художник-акционист, известен своими акциями политической направленности, вроде акции «Фиксация» в 2013 году, когда Повленский на Красной площади прибил свою мошонку гвоздём к каменной брусчатке — прим. «Имена») — невозможно. Сколько мы ни делали акций — это всегда в галерее. Не каждая галерея хочет работать с кровью, с чем-то радикальным. Ты должен подписать кучу бумажек, что ты не болен СПИДом, что никакого не заразишь, что это не биоопасно. В Москве такого даже представить нельзя. В Москве, в России, в странах СНГ — было сложнее, но по-честному, — говорит Олег.

Олег уверен, что проблема (или счастье) западного мира в том, что там общество хочет жить спокойно. Мол, мы не запрещаем смотреть вам порнофильмы, но и рекламировать их было бы странно. Там, в Штатах, больше «заходит» мейнстрим, говорит Олег. Марина Абрамович заходит. Потому что она больше не про социальную несправедливость. Она — суперактриса. Ведические практики, магические камни. Человек-гуру.

— Но мне больше интересно то, что в России, что у вас. Да, пусть ты получаешь какие-то синяки и шишки, но на твои акции может честно злиться или радоваться огромное количество людей. А в Америке — да. Делай, что хочешь. Но будь добр, пройди для этого в свой подвальчик.

Баран и голые мужчины

Знает история и случаи, когда из-за тотального непонимания художника и аудитории, акция, которая вроде была направлена на решение конкретной, важной проблемы, приводит к последствиям катастрофическим. Характерный пример — история, которая случилась в марте этого года на территории музея в бывшем концентрационном лагере Освенцим-Биркенау. По задумке авторов, акция была против войны и фашизации общества.

Подоспевшие охранники музея напали без предупреждения на голых художников. Организаторы акции зажгли пиротехнику и начали кидать шашки. 

— Задумали и провели ее пара художников, — рассказывает нам поэт и активист Илья (имя изменено по просьбе героя), лично знакомый с этими художниками. — Они набрали актеров, перформеров. 22 марта все встретились перед концлагерем. Большинство не знали друг друга прежде. На телах художников были написаны названия городов, где сейчас происходит массовая гибель граждан в результате боевых действий. Художники должны были раздеться под воротами и приковаться друг к другу наручниками, — говорит художник.

А потом откуда-то появился чемодан с живым бараном (по свидетельствам других очевидцев — овца). 

— Один из организаторов начал наносить ножом удары по шее барана. Подоспевшие охранники музея напали без предупреждения на голых художников. Организаторы акции зажгли пиротехнику и начали кидать шашки. Со стороны акция могла выглядеть как теракт, — говорит Илья. — Никто из художников не знал, что задумали организаторы. То есть фактически организаторы художников подставили. 

И поясняет, что изначально акция задумывалась для того, чтобы указать на дыры в системе безопасности музея — раз. И выступить против существующих войн, которые идут по всему миру — два. Однако выстрелы, голые мужчины и жертвенный баран для охранников и для сотрудников полиции показались недостаточно прозрачной отсылкой к пацифизму. Художники были помещены в одиночные камеры и допрошены. Сегодня против них возбуждено дело по статье «Оскорбление памятника». Никто из художников не является неонацистом или отрицателем Холокоста, никто не был во время акции пьян — говорит Илья.

— Это художенственное высказывание, протест против войны и фашизации общества. Где его еще проводить, если не в Освенциме? — удивляется художник. — Удивила реакция на перформанс. Все резко стали оскорблены, но каждый чем-то своим: или обнаженкой, или якобы непочтением к музею Холокоста или убийством барана. Суд состоится через несколько месяцев, до суда художники желают оставаться анонимными.

Не бояться говорить и не бояться смотреть

Чем закончится испытание-инсталляция Кирилла, мы пока не знаем. Акция еще не закончилась, и каждый день с Кириллом может произойти все, что угодно. Как и с любым другим человеком, который ограничен в передвижении. Каждй день мы ведем дневник, где записываем Кирилла, людей, которые к нему подходят, их реакцию на эксперимент. Вы сами можете поговорить с Кириллом и постараться «влезть в шкуру» лежачих людей — выставка работает до 25 мая в культцентре КОРПУС по адресу пр-т Машерова, 9 с 12.00 до 21.00.