В хасидской синагоге Бобруйска десять пенсионеров сидят за столом и переводят с русского на идиш рассказ о хромой девушке. Три Фаины, Соломон, Миша (по паспорту Моисей), Раиса — немногие оставшиеся в городе евреи, которые помнят еще время, когда на идише говорили все, от «Социалки» до «биржи», а Бобруйск был еврейской столицей Беларуси. Сегодня, когда большинство евреев уехали из Бобруйска в Израиль, Штаты и Канаду, пенсионеры-активисты, раввин Шауль Хабабо и несколько бизнесменов — вот, пожалуй, и все, кто силится еще сохранить в городе еврейские традиции, язык и культуру. И вернуть в Бобруйск тот особый, ушедший колорит.
Евреи стали массово селиться в Бобруйске после второго раздела Речи Посполитой в 1793 году. Бобруйск присоединили к Российской Империи, и евреев, которые жили вне городов, обязали платить тройной налог. Чтобы избавиться от переплат, евреи стали съезжаться в крупные города. В частности — в Бобруйск. И уже в 1897 году тут жили уже 20 438 евреев или 71% от всего населения города.
Мы просим наших героев, с которыми встречаемся в Бобруйске, перечислить известных евреев, которые жили городе. Список получается таким длинным, что не помещается на страницу. Больше всего вспоминают писателя Эфраима Севелу, который для Бобруйска, как Бабель для Одессы, — глашатай и песняр. Следующие по популярности — самые богатые в Беларуси купцы: Иосиф Каценельсон, его жена и дети, которые в конце XIX — начале XX века сколотили состояние, сплавляя лес в Великобританию и торгуя с Киевом, Санкт-Петербургом и Лондоном (зеленый дом купчихи Каценельсон до сих пор стоит в Бобруйске напоминанием о былом величии). Те ребята, что помоложе, подсказывают, что надо обязательно вписать в число известных бобруйчан Шуру Би-2.
Массово евреи уезжали дважды. Первый раз — после Октябрьской революции, когда власти упразднили черту оседлости и евреям разрешили свободно передвигаться с места на место. Второй — в конце 80-х-90-е годы, когда в Союзе открыли границы — оставшиеся в Бобруйске евреи спешно упаковали чемоданы и отчалили в Штаты, Канаду и Израиль. По последней переписи, в Бобруйске осталось меньше одного процента евреев, около 700 человек.
Не знаешь идиш — попадешь в неприятности
— Мир руфтмен Нина, йихоб гиворн ин Минск, — заполняю анкету на идиш, которую мне протягивает Фаина Петровна Палей. Ей 84 года и она — руководительница идиш-кружка. — Меня зовут Нина, я родилась в Минске.
Класс — десять пенсионеров — сидит за столом, в одной из комнат синагоги. В руках у учеников листки с текстом на русском языке и тетради для переводов. На столе — словари. Обычно на занятия ходят от пяти до 35 человек, чаще всего это люди старшего возраста. На всех мужчинах — ермолки. Только на Давиде — кепка с красными буквами USA. Многих сегодня нет — дача, рассада и огороды.
Программа кружка — самая разнообразная. Фаина Петровна говорит, что кружок не придерживается академического плана, а выбирает то, что по душе. Переводят еврейскую классику, пословицы, заметки о еврейских праздниках и даже неприличные анекдоты. Одна из учениц, еще одна Фаина, пытается рассказать мне анекдот про еврея в космосе, но на нее неодобрительно шикают — в синагоге ведь, постыдись!
Отличник — Соломон Горош — уже перевел отрывок дома и теперь ворчит и нетерпеливо поправляет «одноклассников». Он — единственный в группе, кто на идиш не только говорит, но и читает.
— «Хосун»! — говорит Соломон. — Жених будет «хосун»! А «бельмо» — «бельмэ». «Оклуге фрой» — умная женщина.
— Ну чего ты переживаешь, Соломон, — поднимает руки в небо Раиса. — Так и запишем. — Умная женщина, только вот бельмо у нее на правом глазу.
Иногда думаю, вот мы умрем, и никто не будет интересоваться языком и культурой наших предков
— Зачем вы сюда приходите? — спрашиваю.
— Кто не знает иврита, тот необразован, кто не знает идиша, тот не еврей, — улыбаясь, цитируют мне старую еврейскую пословицу ученики кружка.
Фаина добавляет:
— Как зачем? Чтобы слышать язык, на котором говорили наши родители! Чтобы познакомиться и пообщаться с теми немногими, кто помнит еще старое время. И это необязательно евреи.
Ученик Василий (тоже еврей) рассказывает, что в первые годы советской власти под запретом оказался белорусский язык, и все местные белорусы ходили в еврейскую школу, все знали еврейский язык. А евреи тогда говорили здесь на идиш — иврит использовался только как язык молитвы.
Поскольку в середине прошлого века из десяти товарищей в каждой компании было восемь евреев, говорить в Бобруйске на идиш было не только престижно, но жизненно необходимо. На этом языке делились последними новостями, обсуждали самые горячие сплетни и заключали сделки. Собирались евреи около места, где теперь стоит памятник бобру и танк. Раньше здесь был сквер, а место называлось «биржа». С одной стороны «на бирже» собирался городской совет старых евреев. С другой — молодежь. Назначали свидания или, как говорили, устраивали «променад по Социалке» («Социалкой» местный называют улицу Социалистическую). Хочешь узнать то, о чем не пишут газеты и не говорят по радио — иди на биржу. Не знаешь идиш — сиди дома в неведении.
— Идиш — это не просто язык здешних евреев. Это был язык Бобруйска, — вздыхает Вася.
— Не знаешь язык, постоянно попадаешь в курьезные ситуации, — подхватывает Фаина. — Помню, брали молоко у еврейки, у которой была кошерная корова. Еврейка — маленькая женщина, и ноги у нее были вывернуты. Местные дразнили ее «фисалех» — «ножки». Я в детстве плохо говорила на идиш — подумала, что ее так зовут. Прихожу и говорю: «Здравствуйте, тетя Фисалех». Она решила, что я ее дразнить пришла, и очень на меня кричала. Остались без молока.
Уже ближе к 80-м люди начали скрывать свои еврейские корни. Одна из учениц, Светлана, рассказывает, что, когда ее дети получали паспорта, сын записался евреем, а дочка побоялась, что будут проблемы с поступлением, и в графе «национальность» вписала «белоруска».
Хоть и евреи, а зарабатывать не научились
Соломон Горош — один из тех старожилов, кто начал возрождать еврейскую культуру в Бобруйске после массовых миграций. История этого возрождения тоже напрямую связана с языком.
Был такой журнал — «Советиш Геймланд» («Советская родина»). Он издавался на идиш в Москве и продавался в бобруйских киосках. В 1988 году, в перестройку, количество подписчиков журнала в Бобруйске резко уменьшилось. Корреспонденты не знали про тотальный переезд коренного населения за границу и приехали в город, чтобы агитировать бобруйчан читать журнал активнее.
Журнал бобруйчане так и не спасли, он закрылся в 1991 году. Но на встрече с «Советиш Геймленд» те евреи, что остались в городе, познакомились и решили держаться вместе — создали Клуб еврейской культуры имени Менделе Мойхем-Сфорима, в честь еврейского писателя, который считается основоположником современной литературы на идише. Открыли еврейскую школу.
А потом Израильское посольство прекратило финансировать Клуб и в Бобруйске настали темные времена, вплоть до приезда Шауля Хабабо, нынешнего раввина хасидской синагоги в Бобруйске.
— Почему вы не уехали? — спрашиваю у Соломона.
— Отец болел. К тому же мы начали заседания в Клубе, и меня увлекла культура, возрождение еврейства в Бобруйске. Думал, смогу найти больше единомышленников. Меня вдохновляли фразы о том, что язык — это душа народа. В детстве мои родители говорили на идиш, но я многое позабыл, и стал по несколько часов в день заниматься языком. Сначала у преподавателя идиш, а потом, когда тот переехал в Израиль, я продолжал обучение по журналу. Он уже не продавался в киосках, и я искал вырезки и старые номера по знакомым.
Соломон несколько раз пытался создавать новые кружки, чтобы учить людей, но люди, говорит Соломон, не были готовы к серьезной работе. Молодежь сложно было увлечь, а пожилые быстро уставали.
— Иногда думаю, вот мы умрем, и никто не будет интересоваться языком и культурой наших предков, — вздыхает он.
— К сожалению, мы, хоть и евреи, а не научились сами зарабатывать деньги, — констатирует еще одна участница кружка, которая просит остаться анонимной. — Есть община, есть там детки, но не будет денег — не будет ничего. Пока что мы живем за счет того, что нам дает спонсор. И это все нестабильно. Был проект еврейского театра, года не просуществовал — закрыли. Думаю, центром еврейской жизни Бобруйска будет синагога. На раввина вся надежда, он учит евреев быть евреями, — говорит женщина.
И мы идем к раввину.
«Хотели снести синагогу, я решил восстановить»
Раввин Шауль Хабабо заканчивает готовить макароны для прихожан и угощает нас вишней. Ему чуть больше тридцати. Сам он — из хасидов, корнями в Марокко. В Израиле Шауля ждет мама — кандидат наук, папа — раввин в синагоге, восемь родных братьев и бабушка, с которой Шауль старается брать пример — ей 90 лет и она волонтер, помогает израильским ветеранам войны. Там же, в Тель-Авиве, у Шауля бизнес — рекламное агентство, которое, говорит Шауль, помогает ему содержать семью и детей.
Шауль говорит, раньше в Бобруйске было 42 синагоги, не считая молельных домов. Сегодня осталось десять зданий, которые когда-то были синагогами. Почти все используются не по назначению. В одном, например, сейчас дом физкультуры.
Была в Бобруйске и громадная синагога на 360 квадратных метров. Сотни людей молились в ней ежедневно. После того, как пришла советская власть, синагогу превратили в мельницу, потом склад. Сейчас от здания осталось полторы стены.
Шауль рассказывает, как несколько лет назад к нему пришел человек из руководства города и попросил подписаться, как раввина Бобруйска, под тем, что нужно снести эти две стены. Но Шауль отказался, не стал ничего подписывать:
— Говорю им: «Намоленное место не имею права разрушать. А если оно кому-то угрожает — вам подпись моя не нужна, вы по правилам безопасности можете его снести». Но они всё ходили и ходили. И я решил вместо того, чтобы спорить, надо восстановить эти стены и сделать на месте бывшей синагоги еврейский дворик. Чтобы дети могли идти со школы и дотронуться до старинного камня, вспомнить историю евреев и историю города, — говорит раввин.
Когда я только приехал, люди на улицах могли крикнуть: «Жалко, что Гитлер вас не расстрелял!» А теперь — улыбаются, здороваются, заходят в гости.
Он предложил за свои деньги законсервировать здание и собрать деньги на музей под открытым небом, с помощью коренных бобруйчан, которые живут кто в Нью-Йорке, кто в Канаде. Всего нужно собрать 35 тысяч долларов. И уже к еврейскому Новому году Шауль планирует сдать проект.
— А то, что там всего две стены, так и на пизанскую башню кривую люди ездят со всего мира и тратят шекели, потому что она — историческое сооружение и помнит время. И дворик тот — не для Шауля будет объект, а для всего Бобруйска, — говорит он.
Бобруйский кошерный зефир покупают в США
Этот молодой раввин делает, кажется, максимум, чтобы оживить экономику города. Например, ставит на известный бело-розовый бобруйский зефир печать «кошерный». И этот зефир десятками тонн в год «идет в Америку за валюту».
— Сколько людей сегодня ходит в синагогу? — спрашиваем.
— Примерно 120 человек. 30% — молодежь. Надо сейчас вложиться в них, чтобы потом они сами были как светильники — всё освещали. Я создаю четыре-пять активистов, те — еще 15. Так это работает, — объясняет Шауль. — Когда я только приехал, люди на улицах могли крикнуть: «Жалко, что Гитлер вас не расстрелял!» А теперь — улыбаются, здороваются, заходят в гости.
Те первые дни в Бобруйске в качестве раввина Шауль вспоминает с ужасом. Здание, говорит, было в состоянии хуже плачевного — пол гнилой и шатается, туалеты сломаны, крыша течет.
— Я приехал в канун Песаха. Это время у евреев, когда мы вспоминаем о выходе из Египта, выходе из рабства. И вот у меня неделя до праздника, здание никуда не годится. Надо достать мацу, а в Бобруйске нет мацы. Это в еврейской столице! — вспоминает Шауль.
Теперь у раввина всё схвачено, и на праздники всегда заготовлена маца. В год выходит примерно полторы тонны.
Привозил инвестора в прошлом месяце. Если пойдет хорошо, в Бобруйск будет инвестиция около 18 миллионов долларов
— Моя задача такая — чтобы любой человек, который хочет жить по еврейским законам, мог иметь такую возможность. Мы обслуживаем сегодня около 600 человек. Это разные кружки — Тора, идиш, женский кружок и детский кружок. И разные объяснения — что за праздник, откуда появился? На Хануку мы печем 2,5 тысяч пончиков и несколько сот светильников раздаем общине. Чтобы они дома зажгли и вспомнили о чудесах. В этот раз мы в 12 семей отправили волонтеров, которые помогали всё делать правильно, и поиграли в дрейдель — это такая юла с четырьмя словами — чудо-великое-было-здесь.
Раввин общается с прессой, участвует в ток-шоу. Недавно учил подписчиков кулинарного ютуб-канала готовить кошерную шакшуку — блюдо из яиц, жаренных в соусе из помидоров, острого перца, лукa и приправ.
Про самый грандиозный свой проект рав Шауля рассказывает мало. Говорит — получится, весь мир и так услышит:
— С божьей помощью, привозил инвестора в прошлом месяце. Если пойдет хорошо, в Бобруйск будет инвестиция около 18 миллионов долларов. Будет около трехсот новых рабочих мест. Весь мир будет восхвалять Бобруйск — такую привезем мы сюда технологию. Могу пока сказать только одно слово — ЭКО-центр.
Бобруйск — особый город, говорит раввин. А когда мы находим его страницу в соцсетях, в статусе написано: «туризма в города Бобруйске… самай красивый город после ерусалим».
Легенды делают историю
Дмитрий Растаев, поэт и публицист из Бобруйска согласился проводить нас к тому месту, где раввин Шауль будет устраивать еврейский дворик. Пока мы идем, Дмитрий рассказывает о том, кто еще из людей нашего поколения вкладывается в то, чтобы Бобруйск оправдывал звание «прекрасного, высококультурного места».
Вот Виктор Благутин, поэт, который несколько лет добивался того, чтобы в гимне строчку «Мы, белорусы, мирные люди» заменили на «Мы — Беларуси мирные люди». Потому что, мол, у нас в стране не только белорусы живут, но и евреи, и русские. Писал в Администрацию президента. Пока однажды не получил ответ из Минскульта, куда переправляли его обращения, что за неуважительное отношение к существующему гимну можно и статью схлопотать. Вот Владимир «Биря» Бирюков — самый богатый белорусский вор в законе, умер пару лет назад, тоже, считай, по-своему прославил Бобруйск.
Вот еще один энтузиаст, экс-директор местного водоканала Олег Титов. Он поставил памятник Шуре Балаганову из «Золотого телёнка», подельнику Остапа Бендера. С 2000 года подписывались художники, музыканты, поэты, чтобы этот памятник установить, чтобы туристы могли у него фотографироваться, и чтобы память про лихой еврейский Бобруйск — жила. Памятник установили в 2012. Самого предпринимателя потом осудили за превышение служебных полномочий, правда по другому делу.
А вот памятник бобру.
— Как говорил автор скульптуры, бобра он создавал по типу и образцу коренного бобруйчанина начала 20 века. А кто тогда жил, а Бобруйске? В основном евреи! Бобра уважительно зовут Бобр Самуилович. Он стал своеобразным символом эпохи, который вот так же машет нам шляпкой, — говорит Дмитрий.
Памятники важны для города, они формируют его мифологию. Но не только они. Дмитрий и сам, признается, поучаствовал в создании бобруйского мифа, городской легенды:
— Это случилось лет 15 назад. На первое апреля мы в местной газете обычно придумывали новость-розыгрыш и прятали среди остальных материалов, чтобы читатели могли найти и улыбнуться. Одна из наших шуток была про то, что в Бобруйской крепости нашли клад. Мы взяли Йосика — был такой известный местный персонаж, нетипичный еврей, потому что выпивал и клянчил рубль у прохожих. Набрали всякой дешевой бижутерии, чтобы блестело. Нашли горшок деревянный, и в этот горшок бижутерию запрятали. Поехали в крепость и сделали «репортаж» о том, что Йосик этот якобы нашел в крепости клад. Я думал, все поймут, что это розыгрыш. Потом эту байку на полном серьезе обсуждали горожане. А недавно я вообще наткнулся на серьезное исследование, где автор рассказывает про Бобруйскую крепость и ту мою историю на голубом глазу пересказывает. Мол, долгие годы считалось, что Бобруйская крепость пустая, что там нет ничего, но вот один историк Иосиф такой-то, всё-таки нашел в ней клад. И, мол, зря поставили крест на Бобруйске.
Бобруйск-то еще огого!
Снова еврейской столицей город, вероятно, уже вряд ли станет. Но стараниями раввина Шауля, активистов-бизнесменов и тех мужчин и женщин, которые помнят еще старое время, Бобруйск вполне может восстановить былую славу, как место памяти и крутой туристический объект. Людей, которые хотят этого, сейчас немного, но они очень хотят сделать так, чтобы о Бобруйске снова заговорила вся страна. А может, как знать, и весь мир.
«Имена» работают на деньги читателей. Вы оформляете подписку на 3, 5, 10 рублей в месяц или делаете разовый платеж, а мы находим новые истории и помогаем еще большему количеству людей. Выберите удобный способ перевода — здесь. «Имена» — для читателей, читатели — для «Имен»!