15 лет режиссер Виталий Дудин не ставил спектакли. Больше 10 лет не снимал кино. Говорит: «Без работы — темные времена». Его внук, айтишник Саша, решил подарить дедушке возможность снова поработать, и стал продюсером его нового спектакля. 3-го декабря Дудин, который снимал Гурченко и Усатову, учился у Тарковского и брал награду на Венецианском фестивале, презентует спектакль на сцене РТБД. Название интригует: «Дора или сексуальные неврозы наших родителей». Перед премьерой мы встретились с Виталием Андреевичем и Сашей, чтобы поговорить о проектном театре, цензуре и семейных ценностях.

О временах, когда работы не было, Виталий Дудин говорить не любит. Уводит разговор в сторону, историю вспоминает схематично:

— Я лишился всего из-за упрямства и упорства. В 90-х снимал кино о Ларисе Гениюш. Она была национальная героиня, поэтесса, но начальству пришлась не ко двору — и ее сослали в лагеря. Когда я начинал съемки, дышалось свободно, такие темы можно было поднимать. Но потом власть снова сменилась, началось давление: закрыть, запретить, смыть фильм! Он к тому моменту уже закончен был, как смыть? Я писал письма, ходил к министрам, но в прокат его так и не дали. Осталось, может, пару копий в фонотеке. Обвинили меня в национализме и перекрыли кислород.

Говорит, цензуры всегда было много. Когда Дудин снял фильм о наркозависимых «Под небом голубым», в Минске его раскритиковали. Но потом Минск получил телеграмму из Москвы, где говорилось, что «Совэкспортфильм» (всесоюзное объединение, которое осуществляло экспорт и импорт фильмов в СССР), отправила фильм Дудина на Каннский кинофестиваль.

— Там его купили все страны мира! Организаторы Венецианского фестиваля отобрали «Под небом голубым» к себе на фестиваль. Я там получил награду (особое упоминание). И тут же в Минске все изменили свое отношение! Фильм снова стали показывать, взяли на Белорусский кинофестиваль. Даже местную награду дали — вон, на зеркале ваза стоит. Я им прямо сказал: «Меня не радует эта награда. Вы в прошлом году этот фильм проигнорировали, а теперь, когда там наградили, вы меня тоже выдвигаете. Некрасиво», — говорит Виталий Андреевич.

И отмечает, что сегодня цензура осталась. Только проявляется иначе — в продюсерах и финансах. Нет денег — сиди дома, жди когда пригласят.

Подарок от внука

С самого раннего детства Саша был с дедушкой на площадке. Говорит, их с братом старший Дудин, любя, вставлял во все фильмы, в эпизоды. В ленте «Под небом голубым» они едят арбуз на ступеньках, в «Последних гастролях» подглядывают за главными героинями и кидают пару фраз Гурченко.

— Помню, нам нужно было в кадре танцевать и мы пригласили на съемку двух одноклассниц, чтобы танцевать с ними. Воспользовались, так сказать, служебным положением. Мы очень смущались, потому танцы выглядели ужасно. Но после съемок мы стали звездами в школе, — вспоминает Саша. — Актерами не были, ни на каких курсах не учились, поэтому ради хорошего кадра дедушка нас не щадил. Помню, нужно было заплакать, а у меня не получалось. И дедушка отвел меня в сторону и так отругал, что я заплакал от обиды. И даже не заметил, как он крикнул: «Мотор! Камера!»

Пару лет назад, Саша решил, что нужно помогать родителям, дедушке и бабушке какими-то нематериальными, но важными вещами — деньги брать они категорически отказывались. В итоге родителям было решено подарить годовой абонемент в тренажерный центр. На месяц они бы не пошли — забили, а тут, за целый год, привыкли.

— У них изменилось качество жизни, три раза в неделю — спорт, — улыбается Саша. — Все сложилось. Стал думать, что подарить дедушке. Решил — возвращение на сцену, но как это сделать — не понимал. Гостеатры его не зовут — там у всех своих режиссеры. Снять кино — слишком дорого. Проектного театра в Беларуси тогда еще не было, и идея моя завяла. Пока год назад я не узнал, что появились две компании, которые делают независимые постановки в Минске — HomoCosmos и Art corporation. Стал ходить на их спектакли, познакомился с Екатериной Солодухой, руководителем HomoCosmos.

Екатерину история Саши и его дедушки заинтересовала. Она предложила Дудиным две пьесы. Одна из них, «Дора или сексуальные неврозы наших родителей», Виталию Андреевичу понравилась. Решили попробовать. Дудин-старший взял должность режиссера, а Дудин-младший — продюсера, он же помогал искать актеров, площадку, декорации и договаривался с подрядчиками.

«Актерский состав собирали по кусочкам»

Многие маститые режиссеры удивлялись: как это Дудин решил участвовать в проектном театре? Дудин! Который с Венецианского фестиваля привез награду. Дудин, про которого актриса Ольга Остроумова будет говорить в интервью «гениальный режиссер» за его работу в «Последних гастролях».

Удивлялись, потому что в проектном театре другие правила. Тут меньше возможностей и больше рисков. Начиная от выбора актеров и заканчивая декорациями и премьерным показом.

— Актерский состав приходилось собирать по кусочкам, — улыбается Саша. — В итоге у нас есть актеры из Молодежного театра, театра имени Янки Купалы, театра имени Максима Горького, из театра Киноактера, из РТБД. И каждого актера надо было мотивировать. Чаще всего им интересно расширить репертуар — не во всех театрах есть современные постановки, и люди устают прыгать в водевилях. Кому-то интересно поработать с именитым режиссером. Самое сложное — ты должен конкурировать с сериалами, потому что на них многие актеры зарабатывают свои основные зарплаты. А тебе нужно, чтобы они выбрали спектакль. Кастинга как такового не было. Я сидел в «Зерне», перебирал сайты театров, отсматривал фото, относил дедушке. Потом мы вместе на YouTube искали видео, как актеры говорят и двигаются. Дедушка давал добро — мы приглашали.

— Были отказы? — спрашиваю.

— Конечно. Говорили, что тема слишком камерная, что никто не придет (билеты на спектакль были полностью распроданы больше чем за две недели до премьеры — прим. ред). Что зрителям интересно смотреть на веселье, а не на девушку с особенностями. Кто-то утверждал, что Беларуси чужды «эти европейские проблемы неврозов». Что это не важно. Но были, наоборот, несколько актеров, которые уже работали в проектных театрах.

«Чувствую себя цыганом без кибитки»

Когда спрашиваю о новом спектакле, Виталий Андреевич начинает ворчать:

— Я начинал в самодеятельности, во Дворце культуры, в 17 лет, — говорит он. — Я приходил и знал, что есть аудитория, которая круглые сутки закреплена только за мной. Гримерная есть, костюмерная, художник, сцена и осветитель, за нее ответственный, — тоже есть. А здесь — ничего нет. Если раньше у меня актер приходил с опозданием или чуть-чуть выпившим — я прощался с ним. Здесь я вижу и чувствую подспудно — если актеры согласились на проектный театр, их вынудила жизнь. Две причины: получить роль (это главное) и дополнительный заработок (потому что в театрах нищенская зарплата). Отсюда у меня снисходительность по дисциплине и требованиям. Это меня волнует и настораживает. 

— Я этого не понимаю, — теперь ворчит уже Саша. — Зрителю этого потом объяснять не будешь. Я дедушке говорю — всегда главное качество. Если нужно что-то — надо сказать! Но он вечно придумывает…

— Вообще тот факт, что он взял и оказался спонсором, меня очень сдерживает! Я привык быть очень требовательным ко всему. Все, что надо, — надо. А сейчас я понимаю, откуда деньги идут. Разве будешь внука разорять? Вот и идешь на внутренний компромисс, выкручиваешься, как уж на сковородке. У цыгана есть шатер или кибитка. А у нас сейчас ни того, ни другого нет. Я в театре сейчас как бомж.

Саша закатывает глаза и лезет в телефон, показать декорации для спектакля. Из-за того, что у проектной постановки нет своей сцены, декорации должны быть переносными, легкими. Чтобы их можно было легко хранить и перевозить. Тряпичная розовая конструкция, как нервы, вокруг которой будут существовать актеры. Виталий Андреевич одобрительно кивает.

«Так Тарковский говорил»

— Зачем вы согласились участвовать, Виталий Андреевич?

— Я вижу, что внук стал интересоваться кино и театром. С одной стороны, это радует. С другой, если он вляпнет в это дело профессионально, что с ним будет? Страшная цензура в прошлом и сейчас. Периоды безработицы и нищеты. Я хочу, чтобы Саша почувствовал, что театр — это не только творчество и романтика, но и организационно-финансовая часть. Чтобы, если уж он и сделал выбор в пользу этого, то сделал его сознательно, понимая все подводные камни, — объясняет старший Дудин.

— Какое было ощущение от самой первой репетиции? Скучали по работе?

— Первый раз было тревожно. Очень тревожно. Впервые с таким столкнулся. Единственное, что успокаивает, это опыт для внука. И еще сотая доля вероятности, что актеры получают от меня новую краску в своих будущих ролях. Получат тонкость. Вижу, что они чуть-чуть поддаются. Даю им свободу, и они не замечают, насколько я на них давлю, — смеется Дудин.

Он достает из ящика стола потертый блокнот. Апрель 1977 года. Сюда Виталий Андреевич, будучи студентом, записывал лекции Андрея Тарковского. Слюнявит палец, зачитывает отрывки.  

— Умозрительная литературщина раздражает. Так Тарковский говорил. Сейчас многое из этого вспоминаю — на репетициях у нас не хватает времени, чтобы входить в роли постепенно, по Станиславскому, так что приходится по Тарковскому актера доводить до такого состояния, чтобы он не литературщиной занимался, а жил в образе. Приходится в каждом актере и каждой актрисе увидеть слабые стороны и на них давить. Вот Саша говорил, что я обидел его (речь про эпизод из детства — прим. ред.). Но он заплакал естественно! Зрителю другого не надо, — объясняет режиссер.

Сексуальные неврозы по Шекспиру

— Название спектакля такое провокационное: «Дора или сексуальные неврозы наших родителей». Расскажите, чем вас зацепила история?

— Мне нравится внутренняя свобода автора. У нас в постановках часто автор кого-то из героев ругает, а кого-то оправдывает. Здесь такого нет, — говорит Виталий Андреевич.

История такая: Дора, девушка с особенностями. Ее напичкали лекарствами, из-за которых она становится равнодушной ко всему на свете: к матери, к мыслям, к движениям. И мать Доры решает отменить эти лекарства, чтобы дочка снова могла кричать, плакать — быть живой. Врач соглашается. Но эксперимент идет не по плану — Дора слишком искренняя для нашего мира, ей начинают пользоваться все подряд.

— Для меня эта история — о двойной морали нашего общества. Я не думаю, что она слишком провокационная. Напротив, она похожа на Гамлета. В Советском союзе было принято концептуально считать, что Гамлет погиб, потому что был не как все. Но Тарковский продолжает эту фразу: «Он погиб, потому что стал действовать, как все». Я с этим согласен. Так и Дора. Она погибает, когда начинает жить по законам нашего общества. Хотя у нее совсем другая душа.

— Вы как-то в интервью говорили, что искусство помогает решать проблемы. Этим спектаклем какую проблему вы бы хотели решить?

— Однажды я увидел в фильме, как ребята гнали лошадей. Я сам в детстве занимался лошадьми, и знаю, как они себя ведут. И тогда, в кадре фильма, я увидел неуверенность, неправильность — как эти ребята держались на лошади, держались за повод. Меня эта неправда обидела. Я решил стать тем человеком, который расскажет правду. И стал режиссером. Думаю, искусство не может полностью изменить ситуацию, но конкретных личностей — да, безусловно. И я на это надеюсь.

«Делать важные вещи несложно»

Пока дедушка заваривает чай, Саша объясняет, что основная мысль того, что он пытается донести — «только кажется, что делать важные вещи сложно». Несложно. Надо только начать делать.

— Я работаю в IT. Три года назад решил заняться благотворительностью. Думал, это супер трудно, что этим занимаются только специальные фонды. А потом просто решил попробовать. Нашел детский дом в Белыничах, где проживают сироты и дети с инвалидностью. Позвонил. Мы договорились, что дети напишут Деду Морозу письма с желаниями, а я опубликую список у себя в Фейсбуке. 80 подарков для детей мои друзья и друзья друзей собрали за две недели. Мы сняли автобус, повезли детям подарки и концерт. И продолжаем ездить каждый год, присоединили еще один детский дом. Люди хотели помочь, но у них не было мостика. Им стал я. С дедушкой — тоже самое. Кажется, продюсер — что-то очень пафосное. На самом деле нет. Стандартные театральные постановки стоят до 10 тысяч долларов. Туда входят гонорары художникам, режиссерам, актерам — за репетиционный период, за премьерный, за организацию премьеры. Плюс права, которые надо выкупить у драматурга. Самое дорогое — гонорар режиссера. Мы начали — и 3-го декабря у нас премьера.

Друзья, Имена работают только на деньги читателей. Мы хотим делать еще больше вдохновляющих историй о белорусах. Мы хотим делать расследования и менять жизнь в нашей стране к лучшему. Поддержите нас! Нажимайте кнопку Помочь, оформляйте подписку на любую возможную сумму. Вместе мы можем больше!