Недавно на TUT.by вышла история о семье Сукора, где пожилая мама Любовь Даниловна уже шесть лет в одиночку ухаживает за дочкой. Оля впала в кому после пластической операции. Врачи оказались бессильны. Так Любовь Даниловна осталась наедине с больной дочкой, они вдвоем — наедине со своим горем. На днях вышло продолжение этой истории. Десятки людей помогли семье, откликнулся хоспис, врачи местной поликлиники, даже сам министр здравоохранения приезжал. «Сам министр… — задумалась я. — Но почему помощь приходит только после громких публикаций в СМИ?»

Я очень рада, что теперь Любовь Даниловна не одна, ухаживать за Олей ей помогает сиделка. Бесплатно. И питание специальное для Оли теперь они получают. Тоже бесплатно. В то же время мне очень больно. От того, что помощь пришла только сейчас. Ведь об этой истории TUT.by писал в 2014, Имена писали в 2017, снимали сюжет на ОНТ. А сработало только сейчас. Сколько же надо описать в СМИ горя, страданий, мучений человека, чтобы помощь пришла? И почему помощь приходит только после громкой истории в СМИ? Мне больно от того, что таких семей по всей стране сотни, им нужна такая же помощь. Но про всех не напишут, и ко всем министр не придет. А раз так — помощь, жизненно необходимую помощь, они не получат.

Я думаю про Светлану Николаевну и Николая Семеновича. Ей 80, ему — 75. Оба с инвалидностью. Оба ветераны труда. Они так и не получили помощь. И мне больно.

50 лет вместе — как в кино

Историю этой пары Имена рассказывали почти два года назад. У Николая Семеновича была болезнь Паркинсона. А еще большие проблемы с ногами. Врачи предлагали ноги отрезать и не мучаться. А Светлана Николаевна, жена Николая Семеновича, стучалась во все двери, искала специалистов, просила о помощи, только бы вылечить Коленьку, только бы спасти. И тогда у нее получилось. Им помогла патронажная служба Свято-Елисаветинского монастыря, работу которой помогли оплатить читатели Имен. Сестра Наталья нашла врача флеболога, который поставил правильный диагноз и назначил лечение. И вскоре Николай Семенович, который до этого уже не вставал, поехал вместе с женой на дачу на все лето.

И мы приезжали снимать, как называла это Светлана Николаевна, кино. Был жаркий июнь, уже созрела клубника и вовсю цвели пионы. А мы сидели в их маленьком дачном домике, ели вкусный куриный суп и пробовали домашнее малиновое вино, которое Николай Семенович сделал сам. Мы долго говорили. Мало о том, как было плохо. Больше о том, как теперь им хорошо. И много улыбались.

Со Светланой Николаевной мы потом иногда созванивались, чтобы узнать как дела. Этой весной я поздравляла их с золотой свадьбой. «50 лет вместе, Катя, ты представляешь?! Это же ужас!» — смеясь с любовью говорила Светлана Николаевна. А я думала, какие же они счастливые: столько лет вместе, так любить друг друга — это большая редкость и большой дар.

Следующий наш разговор случился уже в начале октября:

— Я бы хотела попросить о помощи. Коле очень-очень плохо. Он лежит в паллиативном отделении в госпитале. Но его выпишут через неделю. А ему плохо. У него уже пролежни пошли. Он гниет. В полном смысле этого слова. И ниоткуда нет помощи. Я сама еле хожу. А помощи нет. Монастырь поддерживал, но потом перестали, нет возможности. Я оплачиваю медсестру, она перевязки Коле делает. Но я уже все запасы наши истратила, больше платить не смогу. Я не знаю, что мне делать. Я не могу его даже повернуть, у меня уже нет таких сил. Отказались от нас все. Что нам, старикам, делать? — прежде всегда бодрая и боевая Светлана Николаевна беспомощно плакала в трубку и умоляла помочь.

«Государство не в состоянии оказывать бесплатные услуги»

Помочь им некому. У них есть единственный сын, но он уже давно живет в Америке и не бывает здесь, раз в год присылает родителям небольшую сумму. А других близких родственников ни у Светланы Николаевны, ни у Николая Семеновича нет.

Я в силу своей работы знаю, как сложно бывает получить нужную помощь. Но в силу своей наивности все-таки надеялась, что двух стариков, ветеранов труда, с инвалидностью государство не может бросить. Оказалось, может.

Я стала обзванивать учреждения, где бы им могли помочь. Начала с того самого паллиативного отделения в госпитале инвалидов ВОВ, где лежал Николай Семенович, и откуда его должны были выписать через неделю (в редакции имеются записи всех разговоров — прим. ред.):

— Почему у вас человек может лежать только месяц?

— Положение такое.

— А что семье делать в такой ситуации? Жене 80 лет, она не может ухаживать.

— Обращаться в соцзащиту. У них есть койки сестринского ухода. Насколько я знаю, они уже туда обратились.

— Но им сказали, что там тоже только на месяц могут взять. И предварительно кучу справок надо собрать.

— Ну конечно.

— Но ей же 80 лет!

— И что?

— Ей уже самой помощь нужна.

— Соцзащита и такого рода помощь оказывает. Может найти им опекунов.

— Светлана Николаевна говорит, что у Николая Семеновича пролежни, ему плохо.

— Да, он приехал к нам в ужасном состоянии. В ужасном. Мы его подлечили немного.

— Да, но ему все равно плохо. И вы все равно выписываете его домой?

— Ну конечно. А почему вы звоните? Почему Светлана Николаевна сама не звонит?

— Дело в том, что она уже сама везде звонила и ей везде отказывают.

— Ну что значит отказывают? Положение такое. Государство не в состоянии, что называется, бесконечно оказывать бесплатные услуги.

Да пусть помощь будет платной! Но за приемлемую для двух больных пенсионеров цену. Светлана Николаевна просила, чтобы Колю оставили в отделении платно еще на какое-то время, пока она не найдет другой вариант помощи. И места свободные в отделении были. Но ей отказали. Не положено.

Дальше я обратилась в больницу паллиативного ухода «Хоспис»:

— Как можно к вам оформить тяжелобольного человека?

— Больной онкологический?

— Нет.

— Тогда вам надо в больницу сестринского ухода. Хоспис — только онкологические.

— А почему только онкологические? Во всем мире хоспис для паллиативных больных.

— А паллиативные это какие? Онкологические.

— Нет, не только, разные могут быть неизлечимые заболевания.

— Девушка, я вам объясняю, хоспис — это онкологические больные.

Звоню в отделение сестринского ухода больницы паллиативного ухода «Хоспис»:

— Подскажите, как к вам попасть?

— Надо записаться. В очереди подождать. Пишем на декабрь–январь месяц.

Я звонила, напомню, в октябре. Ситуация была критическая:

— А что делать, если помощь нужна сейчас?

— Ждать. Нужно обратиться в свою поликлинику, поликлиника пригласит на дом психиатра. Он даст заключение, что ваш человек может находиться у нас. После этого разрешения звоните нашей заведующей, она назначит дату. К этой дате нужно подготовить следующие документы: направление из поликлиники с результатами анализов, справочка о размере пенсии за полный последний месяц, 80% от пенсии оплачиваете в банк. Плюс памперсы.

— Памперсы за свой счет?

— Да. Два паспорта, свой и пациента, чтобы договор заключить.

— А договор на какой срок заключается?

— На месяц. При наличии свободного места можно продлить еще на месяц. И так можно три раза в год класть. Справка от психиатра действительна полгода.

— А что делать, если помощь нужна постоянно?

— Тогда оформляйте или в интернат, или сиделку нанимайте на его пенсию.

А вот какой диалог состоялся с сотрудниками центра соцобслуживания Советского района:

— Мы можем предоставить помощь соцработника, но это только бытовая помощь. Он может приходить два раза в неделю или чаще. Покупать продукты, лекарства, делать уборку, коммунальные услуги оплатить, мусор вынести. Может помочь приготовить что-то за отдельную плату. По поводу ухода за лежачим человеком. Можно обратиться за сиделкой. Но наша сиделка не медик. Она может только поменять памперс, обтереть, по мере сил поменять постельное белье, покормить. Она пролежни обрабатывать не умеет и не будет. И у нас нет свободных сиделок на сегодняшний момент. К нам обращаются люди, и мы начинаем искать специалиста под этого человека.

— А что делать вообще в такой ситуации? Вот они два пожилых человека, и им нужна помощь!

— Можно оформить в интернат.

— А там оказывают медицинскую помощь?

— Пролежни обрабатывать будут. Но вообще, если к ним оформляется человек уже с пролежнями, они особо не берут, то есть сначала вылечитесь, а потом приходите. Еще хорошую помощь в больнице сестринского ухода оказывают.

— Я туда звонила, там запись только на декабрь. А что им делать сейчас?

— Можно нанять частную сиделку.

— Вы же понимаете, что это два пенсионера, у них нет таких денег.

— Понимаю. А что вы предлагаете?

Что я предлагаю? Я предлагаю выстроить такую систему социальной поддержки, чтобы человек, всю жизнь проработавший на благо государства, в старости не оказался беспомощным загнивающим стариком, не заслужившим элементарный уход.

Николай Семенович так и не дождался помощи

К моменту этих разговоров я уже знала, что Светлана Николаевна встала на очередь в больницу сестринского ухода. Ее записали на декабрь. И оставила заявку на сиделку в центре социальной помощи. Но что делать прямо сейчас, по-прежнему непонятно.

Вечером я заехала к Светлане Николаевне домой. Она заварила кофе. И он долго стоял нетронутым. Она много плакала и пыталась высказать свою боль. Я слушала.

— Катенька, ну как же так? Ну почему наше государство такое черствое, бесчеловечное к нам, к старикам?!

А я молчала. У меня нет ответа. Она, человек переживший войну, голодные послевоенные годы, говорила мне, что никогда ей не было так тяжело, как сейчас.

Постепенно наш разговор уходил все дальше в прошлое. Светлана Николаевна вспоминала свою молодость, и детство, которое выпало на годы войны. Вспоминала, как мама сильно отругала ее за потерянную галошу, которая в те времена была на вес золота, а когда пришла весна, и сошел снег, оказалось, что это соседские мальчишки спрятали галошу под крыльцо. Она вспоминала, как на папу пришла похоронка, а через несколько месяцев, в мае, папа пришел домой живой, мама с папой обнимались и плакали, а она, маленькая девочка, не понимала, чего они плачут, радоваться надо. Вспоминала, как мама брала ее с собой на работу в госпиталь, и она вставала на стул, пела песни раненым солдатам, читала стихи, а потом поднимала вверх кулак и говорила: «Я когда вырасту, стану летчицей. И за всех вас отомщу этим фашистам!»

Как же мне хочется, милая моя Светлана Николаевна, вот так же встать на стул и закричать, и отомстить за вас, за Николая Семеновича, за вашу боль… Но кому?

Через несколько дней Светлана Николаевна заключила договор с частной сиделкой. Она достала из последних запасов 450 долларов, чтобы оплатить месяц ее работы. Что будет потом — неизвестно. Оплачивать сиделку каждый месяц она не сможет.

А я пошла в Красный крест на встречу с руководителем проекта «Патронажная служба в регионах», на работу которого Имена собирают деньги. Я уже знала, что в Минске свободных сестер милосердия нет. К сожалению, тяжелобольных одиноких людей в разы больше, чем могут обслужить патронажная служба. Но какой-то выход ведь должен быть! Как такое вообще возможно, чтобы в центре Минска умирал тяжело больной старик на руках своей пожилой жены и чтобы они вот так оставались без помощи?

Оказалось, что в трех регионах, которые были заявлены в проекте, на Службу сестер милосердия выделили финансирование из местных бюджетов — в Столине, Дрогичине и Мостах. Значит, высвободившиеся ставки можно распределить в другие регионы — туда, где помощи нет, но ее очень ждут. Мы рассматривали варианты: распределить одну ставку в Минск или открыть дополнительный сбор на зарплату медсестры в столице, чтобы она могла ухаживать за Николаем Семеновичем и другими тяжелобольными людьми, которым так же остро нужна помощь. Я собралась рассказать эту новость Светлане Николаевне, но она в тот же момент позвонила мне сама:

— Коля умер.

Умер. В больнице. В последние дни он часто плакал и просился домой. А Светлана Николаевна плакала вместе с ним: «Коленька, подожди, скоро поедем домой, подожди немножко». Два дня он не дождался, чтобы вернуться домой.

Я долго не могла рассказать эту историю. Во мне до сих пор сидит чувство вины: что не помогла, что не успела, что помогать теперь некому. Я знаю, что не могу помочь каждому. Я знаю, что для эффективной помощи нужна системная помощь — простая, понятная, доступная. А ее нет. Но мне стыдно. Стыдно за то, что два старика, ветераны труда, инвалиды, не жили спокойно на пенсии, а боролись за помощь, которую просто должна была у них быть. Иногда в минуты отчаяния Светлана Николаевна злилась и ворчала на своего любимого Коленьку, а он говорил: «Это не ты. Это твоя усталость».

Каждый может помочь тяжелобольным и одиноким людям

Мне стыдно читать историю Любови Даниловны Сукоры и ее дочки Оли, мне стыдно за то, что помощь приходит только тогда, когда об это громко кричат СМИ. Мне стыдно за то, что я знаю, что сейчас сотни таких же тяжелобольных измученных одиноких людей и их близких стучатся во все двери и просят помочь, а им не помогают.

Все, что я могу сегодня, просить вас поддержать проект «Патронажная служба в регионах», чтобы помощи было больше. Благодаря нашей с вами поддержке десятки тяжелобольных одиноких людей получат профессиональный медицинский уход на дому, и им не будет одиноко, больно, в тяжелый период болезни они не останутся брошенными.

Чтобы сестры милосердия появились в 16 районах, нужно собрать 115 688 рублей. Сумма большая, но каждый рубль пойдет на поддержку тяжелобольных одиноких людей, которые брошены на произвол судьбы. И это сотни людей по всей стране. Мы просим вас поддержать этот важный социальный проект. Нажимайте кнопку Помочь, выбирайте ежемесячную подписку или разовое пожертвование на любую возможную сумму. А мы обязательно расскажем о людях, которым вы помогли.

P.S. После публикации в редакцию Имен позвонила директор Центра социального обслуживания населения Советского района г. Минска Привалова С. А. и попросила указать в материале, что Николаю Семеновичу и Светлане Николаевне оказывалась социальная помощь: регулярно приходил социальный работник, помогал в уборке квартиры, покупке продуктов. Также полгода назад, до отъезда пожилой пары на дачу, к ним приходила социальная сиделка, которая обтирала Николай Семеновича, меняла постельное белье. И так оно и было. И, безусловно, это важная помощь. Только вот проблема в том, что Николай Семеновичу, с трофическими язвами и пролежнями, нужна была медицинская помощь. А ее социальная сиделка не оказывает. Именно поэтому мы вместе с Красным крестом запустили проект «Патронажня служба в регионах», чтобы тяжелобольные люди получали именно медицинский уход. В Патронажной службе Красного креста работают медицинские сестры и они могут оказать квалифицированную помощь по уходу за больным человеком. Поэтому так важно поддержать сегодня этот проект. 

Имена работают на деньги читателей. Вы присылаете 5, 10, 20 рублей, а мы делаем новые истории и помогаем еще большему количеству людей. Имена — для читателей, читатели — для Имен. Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода!