Минчанин Артем Головий — сирота с 13-ти лет, но детского дома парню удалось избежать. Его воспитывали бабушка с дедушкой. Однако сиротство — это настолько трудно, что, по словам Артема, всё равно «провертело» его, как в стиральной машине. Когда Артем вырос, то сначала сам усыновил ребенка, а затем решил помочь и другим детям в детских домах. Он стал искать для них друзей-наставников, запустил проект «Нити дружбы» и уже помог 20-ти сиротам минских детских домов найти взрослых друзей. Но когда Артем предложил чиновникам пустить наставников во все столичные детские дома, ему сказали, что он лезет не в свое дело и вообще наставничество в Беларуси «вне закона».
Руки начинают опускаться
Основатель «Нитей дружбы» Артем Головий в детстве остался без родителей и всегда понимал, что сиротам очень нужен наставник, чтобы не потеряться в жизни. Артем вдохновился опытом киевской организации One Hope, которая с помощью наставничества смогла изменить жизнь многих киевских сирот и беспризорников: там практически каждый ребенок нашел себе старшего друга. В прошлом году Артем провел крупный проект «Команда мечты», во время которого воспитанники детских домов играли в футбол с известными белорусами. Проект прогремел в СМИ.
Но потом Артем уперся в стену непонимания.
В 2014 году, когда «Нити дружбы» только появились, детские дома шли навстречу и открывали свои двери. Но когда наставников стало 15, и о проекте Артема заговорили в СМИ, руководителю «Нитей дружбы» сказали, что ему «не нужно изобретать велосипед». Высокопоставленные чиновники заявили, что у государства есть установленный закон о семейных формах устройства детей-сирот и наставничество в нем не прописано. После этого детские дома перестали принимать наставников «Нитей дружбы». Тогда сами наставники, которые привязались к детям, стали искать другие пути, как попасть в детдома, и оформлять патронат.
Сейчас Артем в растерянности по нескольким причинам. Патронатная форма устройства детей несовершенна, говорит он, ведь она не предусматривает никакого обучения взрослых. Любой человек может при желании оформить патронат и забирать ребенка на выходные к себе домой. Программа наставничества же основывается на том, что каждого взрослого тщательно отбирают прежде, чем он начнет работать с ребенком-сиротой. Взрослый будет не просто водить ребенка по экскурсиям, а станет учить его, как жить в обществе и давать профориентацию.
— Очень хотелось бы, чтобы все-таки наши государственные служащие умели принимать помощь со стороны тех людей, которые руками и ногами готовы ее оказать от имени общественных организаций, а не искали там какие-то косяки, — говорит Артем.
Вторая причина — организация вообще на грани закрытия из-за отсутствия финансирования. У небольшой команды «Нитей», честно признается Артем, просто опустились руки. «Нити» готовы продолжать деятельность, но для этого нужно найти деньги на работу основного состава, который с утра до вечера занимается теми вопросами, которые государство решать не хочет.
Автор журнала «Имена» Людмила Погодина встретилась с Артемом Головием и пообщалась с ним о том, что чувствует ребенок, когда остается без родителей, почему чиновники не захотели играть с воспитанниками детдомов в футбол и как помочь «Нитям дружбы» не утонуть в океане безразличия.
«Не надо так активно проводить работу»
— Почему ты взялся за социальную работу и когда это произошло?
— Эта история началась с детства. Так получилось, что я вырос без отца, похоронил маму, остался сиротой. Мне посчастливилось, что я не воспитывался в детском доме: бабушка с дедушкой в пожилом возрасте взяли опекунство надо мной и братом. В такой ситуации, когда ты хочешь чего-то добиться, а у тебя ничего нет, в голову постоянно лезут вопросы: почему, как, куда дальше? Я не хотел плыть по течению, поэтому учился и добивался определенных успехов.
В остальном всё получилось случайно. В 2009 году состоялась волонтерская поездка в детский дом, чтобы поздравить детей с Пасхой. Мы приехали, и меня как перемкнуло. Я понял, отчасти, почему прожил именно такую жизнь — острую, жесткую и с лишениями. Уехав из детского дома, я решил, что не конфеты хочу детям приносить, а реально что-то менять в их жизни. Мы подарили радость на час или два, но меня это не удовлетворило. В этих детях я увидел самого себя — ребенка, который остался без родителей и потерял самое главное — отношения с людьми, на которых всегда можно рассчитывать. В 2011 я попал в школу наставничества в Украине и уже с этой идеей захотел шагать дальше! С идеей создать возможность для общества развернуться лицом к детям-сиротам подросткового возраста и стать для них теми друзьями, на которых они могут опираться. В этой организации я работаю уже третий год.
— Почему именно подростки?
— Потому что вероятность того, что детей старше 10 лет усыновят, крайне мала. Это статистика Национального центра усыновления. Как правило, усыновить хотят маленького ребенка. Поэтому когда мы начали популяризировать программу наставничества для подростков-сирот, мы были сами поражены, как тепло общество отнеслось к этой инициативе — у нас получилось выстроить понятную информационную кампанию, обрисовать проблему нехватки внимания, донести мысль о том, что после выпуска этих детей из детских домов социализация, на самом деле, минимальная. При этом я столкнулся с очень интересными утверждениями со стороны нашей государственной власти: «Не надо так активно проводить работу, которую проводят „Нити дружбы“». На вопрос: «Почему?» Я получил короткий ответ: «Всё хорошо».
— Что хорошо?
— В детских домах на сегодняшний день всё якобы хорошо. У детей высокий балл за обучение, они живут в теплых детских домах, им привозят хорошую одежду из Италии (я сейчас говорю про город Минск), даже гаджетов в достатке. Задавать какие-то вопросы по уточнению этой формулировки я не вижу смысла, потому что у людей есть четкая, конкретная установка: всё хорошо. Не надо обнаруживать и выставлять напоказ какие-то проблемы.
А что хорошо? Дети-сироты в таком количестве? Или их минимальная социализация после выпуска из детского дома? Существует целый ряд вопросов, с которыми они не могут справиться: от простейших бытовых до правовых. Например, вопрос своего социального статуса или создания семьи. Как ребенок из детского дома может создать свою собственную семью, если он в принципе никогда не видел, что это такое? Поэтому я не могу понять, что такое «хорошо». К сожалению, из-за непризнания проблемы она не решается в должной степени.
— Как именно не решается?
— На сегодняшний день монополистом в этом вопросе является государство. Детские дома — государственные. Дети-сироты, по статусу, — это «государственные дети». И если общественные организации вроде «Нитей Дружбы» пытаются что-то сделать, ей укажут на ее место и скажут, в каком формате мы должны помочь этой «не-проблеме», так сказать. Поэтому здесь есть сложности. Люди, которые принимают решения, не видят проблемы и способны искусственно притормозить нашу активность. Мы можем быть полезными? Мы не можем быть полезными. Потому что западная практика — это когда общественные организации работают вместе с государственными организациями над тем, что они имеют. У нас все с точностью до наоборот.
— С какими цифрами мы имеем дело?
— По статистике на 1 января 2016 года в нашей стране 27 520 детей-сирот. 90% из них — это социальные сироты. Это говорит о том, что институт семьи сильно подорван. Эти 90% детей живут в детских домах либо имеют статус сироты, у них есть ближайшие родственники — дяди-тети, бабушки-дедушки, мамы-папы. При этом у нас сохранилась советская система воспитания детей-сирот — школы-интернаты и детские дома.
— Наше общество потихоньку осваивается с мыслью, что помощь может приносить моральное удовлетворение. Идея «помогать деткам» уже сформировалась, но она пока что существует в формате «выходного дня». Нет еще той гражданской сознательности, когда ты помогаешь другим, потому что тебе самому и твоим близким в любой момент может понадобиться такая помощь.
— Честно, наставничество — это распространенная практика. Я съездил в Америку на стажировку — пробыл там три недели и увидел, почему многие проблемы в Америке предотвращаются, а не решаются по факту. Потому что они думают о том, что может произойти с той или иной семьей, с тем или иным человеком. Американцы помогают кризисным семьям, закрепляют «старших друзей» за такими детьми для помощи. В итоге ситуацию можно спасти.
Мы взяли на себя только одну область из обширной практики наставничества — только сиротство и только подростков. На самом деле, людей, нуждающихся в помощи, — огромное количество. Престарелые люди точно так же лишены внимания — нормального, качественного внимания со стороны нас, общества. Принести бутылку масла — это хорошо. Но на самом деле, помогать бабушке, звонить, разговаривать, быть свободными ушами для нее — это здорово. У меня самого бабушка, которой вот-вот исполнится 80 лет. Всё, что ей надо, — с кем-то поговорить о жизни.
Я занялся темой сиротства, потому что меня, как в стиральной машине, провертело и показало, что это реально трудно.
— Дефицит внимания друг к другу — это вообще бич современности.
— Мне понравилось, что ты затронула вопрос о том, что мы сами иногда не понимаем, что можем оказаться в любой момент в трудной ситуации. Я занялся темой сиротства, потому что меня, как в стиральной машине, провертело и показало, что это реально трудно. Об этом надо не просто писать, осторожно подбирая слова, об этом надо кричать! Что у ребенка в 13 лет происходит переоценка ценностей, что у него по-другому формируется мир, и, если именно в этот промежуток времени в его жизни не окажется человек, которому он может доверять, задать свои вопросы, мы его потеряем. Я этого не знал, но это, оказывается, научный факт. Меня в жизни помотало, раз я к этому выводу сам пришел. Вопрос: нам всем надо, чтобы нас мотало? Нам надо пройти путь наркомана, чтобы понять, как сложно выйти из зависимости? Прожить жизнь матери-одиночки или прожить жизнь престарелого человека, который лишен всякого внимания? Думаю, нет.
Людей, нуждающихся в помощи, огромное количество. Престарелые люди точно так же лишены внимания — нормального, качественного внимания со стороны нас, общества.
— Твой козырь в том, что ты на собственном опыте узнал об этой проблеме.
— Да, я через это прошел. Когда мне исполнилось 13 лет, а брату — 11, дедушка с бабушкой взяли над нами опекунство, но они не могли нам дать всего необходимого, и лично я не помню, чтобы кто-то из государственных представителей со мной беседовал — люди, которые по факту должны это делать. Никто к нам не приходил, не смотрел, как мы развиваемся, как растем, в каких условиях живем, чем кормимся и как одеваемся. Я хочу сказать, если государство свидетельствует о том, что есть механизм помощи детям, то он должен работать.
Мне сегодня 34, и я сам, в принципе, всего добился. Но у меня растет сын. Мы его усыновили в десять месяцев, сегодня ему пять лет. Ни один человек не пришел к нам, не посмотрел: ребят, как вы растете? Что вы кушаете? Всего ли у вас хватает? Не с тупой бюрократической проверкой, чтобы поставить галочку и посмотреть своим недовольным взглядом на этих людей, а на самом деле прийти поинтересоваться. У нашего сына был гепатит С, когда мы его усыновили. В суде нам устроили допрос: «Вы понимаете, на что вы идете?» Да, мы пошли на это как ответственные граждане этой страны. Усыновили парня, забрали его в семью. Чудом, просто чудом диагноз сняли. Нет у него этой болезни. Но, опять-таки, ему уже пять лет. А где вы? Где ваша помощь?
У нашего сына был гепатит С, когда мы его усыновили. В суде нам устроили допрос: «Вы понимаете, на что вы идете?»
«После выхода из детского дома ребенок растворяется»
— В основном дети-сироты живут в доме-интернате или детском доме. Позиция моей организации: детский дом — это не та атмосфера, в которой ребенок должен воспитываться. После II-й мировой войны в СССР было много детей-беспризорников и сирот. Каким-то образом надо было эту проблему регулировать, чтобы их воспитывала не улица, а учреждение. Вот я учился в Минском суворовском училище. Я знаю, что училище создано было для детей, отцы которых погибли во время войны. В 1956 году оно было открыто. Но сегодня 2017 год. Война давным-давно закончилась, а мы до сих пор не можем справиться с этой системой.
— То есть выходит, что после выпуска из детских домов ребенок растворяется.
— Да, эти дети исчезают из поля зрения. Статистики как таковой нет, но периодически в СМИ мы видим истории о том, что сирота кому-то мешает жить. Когда ребенок растет в семье, родители понимают, что ему необходимо уделять внимание каждый день, по несколько часов. И если сегодня я не отвечу на его вопрос, если ребенка не успокоить в тот момент, когда его что-то тревожит, то что-то в этом ребенке уже пойдет не так. То же самое происходит с сиротами, но каждый день. Они живут вместе, гурьбой — куча детей с травмированными судьбами.
Сегодня надо рассматривать любые инициативы — разумные, добрые, чтобы у детей появлялись те взаимоотношения, которые они заслуживают. Если мы берем детей-подростков, то программа наставничества — это хороший выход. Не конфетами ребенка кормить, не устраивать праздник, а менять.
— Что нужно делать, кем нужно быть, чтобы стать наставником?
— Наша программа создана для того, чтобы привлечь внимание сильных, волевых психологически устойчивых людей. На первой нашей информационной встрече с кандидатами мы об этом всем говорим: о статистике, об условиях, в которых живут дети-сироты, говорим, почему в нашей стране при учете семи семейных форм устройства дети-сироты все равно в большом количестве проживают в детских домах. Мы вместе об этом размышляем, а дальше человек сам принимает решение, хочет ли он знать о вопросе больше. Многие понимают, что это очень серьезно и что легче приезжать с праздником, чем брать на себя ответственность.
Человек, принявший решение стать наставником, общается с психологом, проходит у нас обучение, получает сертификат. Но для нас так же важно, чтобы человек потом не оставался наедине в общении с ребенком. Мы держим связь с каждым из наставников. Собираем их вместе раз в полтора-два месяца, общаемся, узнаем, что у них происходит.
Они живут вместе, гурьбой — куча детей с травмированными судьбами.
— Сколько нужно иметь свободного времени, чтобы стать наставником?
— Отношения с детьми-сиротами должны быть постоянными — это очень важно. И мы говорим наставнику, что как минимум два часа в неделю ты должен уделять этому ребенку, ты должен с ним встречаться как минимум год. Конечно, мы говорим о долгосрочности этих отношений, о том, что ты приходишь в жизнь ребенка не просто посмотреть на то, что в ней происходит, а потом убежать — нет. Мы лучше потеряем время, но найдем того человека, который реально подпишется под эти условия. Цель твоя — это больше, чем год: стать настоящим другом для этого ребенка. Даже директора детских домов, которые давно занимаются этой проблемой, ждут именно таких волонтеров.
— На вашем сайте я вижу, что прямо сейчас 31 мальчик и девять девочек ждут своих наставников. То есть это не такая простая задача.
— Для нас очень важно найти этого взрослого, который придет в жизнь ребенка, в его конкретную историю и сможет там навести порядок. Поэтому процесс идет медленно: мы ищем взрослых, отбираем, узнаем их сильные и слабые стороны. И здесь нам очень важно работать вместе с государством — в вопросе, который касается детей, потому что государство хранит о них всю информацию. Иногда возникают вопросы, когда нам не хотят что-то говорить о ребенке, и мы не можем получить объективную картину. Но, по крайней мере, то, что мы уже успели сделать, эти 20-21 наставников — наша гордость. Это те люди, которые не просто вошли в жизнь детей, а стали ее частью.
— А почему мальчиков 31, а девочек — девять?
— Потому что среди воспитанников детских домов мальчиков примерно 70%. По этой причине мы создали целый проект «Команда мечты». Попытались привлечь внимание мужчин к программе наставничества, благодаря футболу. У нас была с этим проблема, потому что, как правило, женщины более отзывчивы к проблеме детей, сирот. Но хотелось бы, чтобы у подростков-пацанов были наставники-мужчины. Какой бы ни была сильной женщина, подростку в 15-18 лет нужен пример для подражания мужчины как такового.
— Я так понимаю, что в детских домах в принципе работает меньше мужчин, если они вообще есть. То есть у ребят в жизни отсутствует ролевая модель мужчины.
— Именно. Даже если мы не берем детские дома, а систему образования вообще — разве в школах работает много мужчин? В начальных классах?
Мне было четыре года, когда отец ушел из семьи, до тринадцати лет нас тянула одна мать. Можно ли сказать, что она была в «женских условиях», воспитывая двоих детей в коммунальной квартире, которую нам оставил отец? Она просто исчерпала себя, и поэтому нам пришлось ее похоронить. Один важный момент мы не проговариваем в обществе: о роли мужчины как такового не только в семье, а в принципе. Потому что, как ни крути, даже если мы касаемся уже разрушенных семей, матерей-одиночек больше.
— И как, по-твоему, можно исправить ситуацию и вернуть эту отсутствующую фигуру мужчины в ролевые модели?
— За все время в «Нитях дружбы» я понял, что мужиков нормальных хватает и их можно расшевелить на хорошие дела, надо просто грамотно это делать. «Команда мечты» — это был прекраснейший проект. У нас было две тренировки: одна в 10 утра в субботу, а вторая — вечером в понедельник. 40 детей приняло участие. Такое было потянуть непросто. И то, желающих было больше, кто-то не прошел по медицинским показаниям. Но что я увидел — пацаны сами утром в субботу приезжают в спортзал. И порой очень рано приезжают, где-то в 9.00 они уже на месте. Мы создали условия для того, чтобы ребенок раскрылся, заинтересовался. Давайте продолжать создавать такие условия. Спорт — это прекрасный мотиватор для того, чтобы в этой жизни чего-то достигать. Да, создавать условия трудно, но на какие-то проекты не надо много денег. Ведь некоторые компании проводят футбольные тренировки, на которых занимаются сами работники, их дети. Стоило бы к этому приобщить и детей из детских домов. На постоянной основе. То же самое касается девочек, для них тоже можно придумать хороший проект. Вариантов море.
— Насколько сложно их приводить в жизнь?
— Недавно у меня был диалог, где были представлены и власть, и государство, и бизнес, где мы задавали эти вопросы. Я говорю: «Не знаю, я не могу понять, как с вами разговаривать. Потому что для государства, если ты суперактивный, то сразу… странный». Я в шоке был, к нам на «Команду Мечты» пришел посол Финляндии со своими детьми. Я просто знал, что он играет в футбол. И он пришел в раздевалку и сидит на полу, переодевается. На полу! Потому что было много людей, пришли игроки «Динамо-Минск». Я к нему подхожу и говорю: «Вот как вы нашли время в своем плотном графике прийти к нам?» И он отвечает: «А как я мог поступить по-другому, когда получил приглашение на такое мероприятие?» Ну и всё, вопросов больше нет. Мало того, что он сам пришел — он еще детей своих привел, это здорово, это круто. И то же самое, посол Бразилии — это дядечка, которому больше 60-ти — он пришел, играл, рассказал про Бразилию, где люди болеют футболом. Это же круто! Но кто-то и в этом усмотрел подвох.
«У нас сразу приплетают Америку, какой-то Запад»
— А ты предлагал нашим чиновникам поиграть?
— Да, кстати. Из наших чиновников я снимаю шляпу перед Максимом Владимировичем Рыженковым, первым замглавы Администрации президента. На тот момент он был вице-президентом Олимпийского комитета, является главой Федерации баскетбола. И он играл с пацанами, провел мастер-класс — он человек адекватный, мне очень понравился. Но я послал приглашение еще одному человеку в Администрацию…
— Ответили хоть?
— Ой, там мне не то, что ответили — меня там поставили на место. Знай, холоп, куда ты письма пишешь. И к кому ты обращаешься, кого зовешь на свои проекты. В общем, там мне и в хвост, и в гриву… Ну, извините, побеспокоил. Тогдашнего замглавы Администрации президента хотел пригласить на тренировку, с пацанами в футбол поиграть…
И вот недавно общался с депутатами и говорю: как? Как понять, когда три с половиной месяца общество живет этим проектом, а из Министерства образования — ни одного человека. А по факту вы потом еще начинаете ругать за то, что ты «переусердствовал». Я говорю, мол, я от вас ни денег не попросил, ничего — просто пригласил поиграть с пацанами в футбол. Для каждой тренировки моя жена дома стирала 40 комплектов формы. За свои деньги… Кто мне платил? Вы пытаетесь разобраться, кто мне платит. Я говорю — вот, чтобы вы были так заинтересованы в детях. Но бытует мнение, что если есть общественная организация, то она работает за счет грантов и спонсируется из-за рубежа.
— В нашей стране само упоминание слова «гранты» имеет чуть ли не статус табу. Как только ты его произносишь — это значит, что тебя кто-то купил…
— У меня был диалог с представителями власти, с сильными людьми. Они на меня смотрят, а я принес все свои документы, показал, что мы сделали. Целью беседы было получить расположение людей и как-то продвигать программу наставничества на уровень Министерства образования, чтоб люди видели, что мы делаем. Так вот мне не поверили, что я работаю бесплатно. И меня, если честно, это очень сильно огорчило.
— И обидело, наверное.
— Правильно — обидело. Вплоть до того, что захотелось всё бросить. Я даже не предполагал, что они могут посмотреть с этой позиции: как это ты, работая бесплатно, можешь добиваться результата? У нас сразу приплетают Америку, какой-то Запад. То есть если с ребятами в футбол поиграли послы, значит, ты уже прокачиваешь чьи-то интересы. Что за бред? Почему?
— То есть сами не хотим помогать, но если помогает кто-то — значит, это против нас.
— «Команда мечты» — наглядный пример. Это же ваши, по факту, государственные дети. И никакого интереса со стороны Министерства образования, ни один директор детского дома не нашел времени приехать и посмотреть, чем же так заинтересованы пацаны. Очень хотелось бы, чтобы все-таки наши государственные служащие умели принимать помощь со стороны тех людей, которые руками и ногами готовы ее оказать от имени общественных организаций, а не искали там какие-то косяки.
Мы можем и чаще обращаться к людям за финансовой поддержкой, но я в нашей действительности иногда боюсь об этом говорить вслух, чтобы люди не подумали, что я пытаюсь на этом заработать. Ни в коем случае. Тема финансирования в Беларуси — это боль. Поэтому она у меня проработана в виде документов — вот папка для партнеров, я ее рассылаю. Недавно разослал во все банки страны. Получил красивые отказы.
Для каждой тренировки моя жена дома стирала 40 комплектов формы. За свои деньги… Кто мне платил?
— Люди не слышат, для чего тебе нужны деньги — люди слышат, что тебе нужны деньги. Потому что им тоже нужны деньги. Так чем могут помочь люди, которые хотят принять участие, но не могут уделить проекту достаточно времени, чтобы стать наставником для ребенка? И какие есть основные правила?
— Я провожу такую черту: хочешь помогать ребенку — помогай ребенку. Хочешь помогать детскому дому, то есть стенам, — помогай детскому дому. Только вопрос: ребенку станет от этого лучше? То, что мы разукрасим стены, помоем посуду, принесем туда кучу игрушек и повесим крутые телевизоры — да, жизнь ребенка изменится, на какое-то время. Но внутри ничего не изменится. Ребенку нужно внимание, которое он потерял.
К сожалению, некоторые спонсоры переключились на помощь детским домам как таковым. И я, встречаясь с ними, пытаюсь объяснить, что не надо помогать детским домам — они на госбюджете. Давайте помогать детям. Давайте реализовывать их мечты, помогать ребенку стать успешным человеком. Не обязательно человек, компания могла бы стать куратором и дать ребенку возможность пробиться сквозь тучи знаний и раскрыть свой потенциал, найти дорогу в жизнь, оплатить за него какие-то курсы и помочь ему реализоваться.
— Меньше слов, больше дела.
— Да. Потому что на сегодняшний день в городе Минске 300 детей от 7 до 17 лет. Около 700 выпускников детских домов, которые находятся в лицеях-колледжах. В детском доме всё хорошо — жалость как сопутствующий элемент помогает мотивировать. А после выпуска из детского дома — ну всё, взрослый парень уже, извини, ты сам должен жить, иди, зарабатывай. Елки-палки, а как ему зарабатывать? Если он никогда этого в жизни не делал, никогда не оплачивал коммунальные услуги, никогда не отстаивал свои права. Как он будет общаться с людьми, если до этого его общение ограничивалась стенами детского дома? Поэтому мы должны создавать условия аналогичные тем, которые для своего ребенка создает семья, чтобы в 18 лет он более-менее уверенно смог встать на ноги.
У нас сразу приплетают Америку, какой-то Запад. То есть если с ребятами в футбол поиграли послы, значит, ты уже прокачиваешь чьи-то интересы. Что за бред?
Разговор с командой о закрытии организации
— Сколько человек работает в «Нитях дружбы»?
— Эмм… Пять.
— Пять?!
— Всего лишь. Мало? Много?
— Ну, для того, что мы сейчас обговорили — конечно, мало! Сколько бы ты хотел, чтобы было людей для воплощения всех идей?
— Честно, я уже боюсь говорить о своих мечтах вслух. Я бы хотел, чтобы людей в «Нитях дружбы» было больше. Детей, которым реально надо помочь, в достатке, и рук не хватает. Но в данный момент мы уперлись в стену — это отсутствие финансов для того, чтобы содержать команду, которая будет работать постоянно. Именно постоянно. Я не считал, сколько нужно новых людей. Моя мечта на сегодняшний день, чтобы те люди, которые рядом со мной сейчас…
— …остались.
— Да. Чтобы у них руки до конца не опустились. Сейчас пошел третий год. 2016-й был такой сложный, что, если честно, я бы не хотел, чтобы он повторился. До того в нашей организации были определенные финансы, на которые мы могли существовать, и, в принципе, мы дорожили каждой минутой, работали. В 2016-м мы прожили без единого рубля и всё равно добились больших результатов. Но какой бы крепкой ни была мотивация, нужны ресурсы для существования.
У нас был разговор с командой о закрытии организации, потому что мы официально приостановили набор наставников из-за того, что не можем полноценно обрабатывать заявки, их колоссальное количество. Не знаю, что будет дальше.
Я мечтаю о том, что мы воскреснем в полном объеме. Нужны ресурсы для того, чтобы психолог каждый день мог полноценно проводить собеседования, составлять адекватные протоколы в свое рабочее время, чтобы координатор мог работать с детьми, с теми парами, которые уже функционируют, встречаться с наставниками, получать отчеты, чтобы мы могли проводить тренинги, информационные встречи, планировать свою работу, общаться и набирать новых людей — на это надо очень много времени.
Как вы можете помочь
«Нити дружбы» уже создали 20 пар «наставник-воспитанник», но этого мало, ведь в Беларуси 27,5 тысяч детей-сирот. Чтобы искать наставников дальше, нужна команда профессионалов, которая будет отбирать кандидатов, тестировать их и обучать в течение всего рабочего дня. Для того, чтобы подобрать 20 наставников, «Нитям Дружбы» потребовалось 73 встречи и качественный поэтапный отбор из 400 человек — первоначальных кандидатов. Не каждый взрослый может стать наставником для ребенка-сироты. Квалифицированный психолог организации выбирает только тех взрослых, кто действительно подходит воспитаннику детского дома и может научить его жизни в социуме.
Сейчас пять постоянных сотрудников проекта вообще не получают зарплаты, соответственно, они не могут полностью посвятить себя проекту и вынуждены искать другую работу. Организации никто не помогает, у нее нет постоянного спонсора, и поэтому сейчас Артем, основатель проекта, надеется только на помощь общества.
С миру по нитке, и «Нити дружбы» смогут снова искать детям наставников. Прямо сейчас взрослых друзей ждет уже более 40 детей.
На что нужны деньги?
Годовой бюджет проекта — 59 925 рублей. Деньги нужны для оплаты работы: директора, PR-специалиста, бухгалтера, психолога и двух социальных работников.
Деньги также пойдут на:
- оплату услуг специалистов программы Наставничества;
- рекламу в СМИ;
- поиск помещения для работы команды;
- работу с потенциальными наставниками (36 инфовстреч для 1200 человек);
- обучение наставников;
- работу с детьми-сиротами;
- сопровождение наставников и детей-сирот.
Что это даст?
Собранные средства помогут:
- найти и отобрать наставников не менее 30-ти детям-сиротам;
- провести 12 обучающих обучающих тренингов для 180 наставников в течение года;
- социализировать выпускников детских домов, помочь им устроиться в жизни.
Смету можно посмотреть в описании проекта, отчет по итогам сбора средств будет предоставлен журналу «Имена».