Пограничник Антон в 28 лет допился до того, что от него отказалась не только жена, но и родной отец. Ветеринар Оля подсела на бутылку, «потому что в деревне все пьют», и чуть не потеряла детей. А программист Дима попробовал пиво в третьем классе, и в 27 лет у него уже каждый день начинался с бутылки. В Беларуси пьют все: мужчины, женщины и даже дети. Раньше алкоголиков лечили кодировкой и отправляли в ЛТП, но это не работает. Два года назад в областных городах начали создавать реабилитационные центры, где можно бесплатно пройти лечение с помощью психотерапии. Здесь с зависимыми работают врачи, а еще консультанты, которые сами раньше употребляли, но нашли в себе силы отказаться от алкоголя. И такой пример лучше тысячи лекций. Дима и Оля уже прошли курс в гомельском центре «Ключ». Они рассказали, как оказались буквально на дне и как специалисты помогли им подняться.

— Я в ребцентре работаю экспонатом! — шутит Антон. Он тот самый консультант, который раньше жил от пьянки до пьянки, но шесть лет назад прошел курс реабилитации и решил помогать другим.

Выпивал Антон с 13 лет. Несмотря на это, сумел окончить Военную академию, работал пограничником и дослужился до капитана. Но запои случались всё чаще, и проблемы нарастали как снежный ком. В 28 лет совсем молодой мужчина увидел, что жизнь его летит к чертям:

— Уволили со службы. Отец, который раньше всё время помогал, сказал: «У меня больше нет старшего сына». Жена собрала вещи и детей со словами: «Лучше быть матерью-одиночкой, чем жить с алкоголиком».

Конечно, пробовал закодироваться — не помогло. Помогли в реабилитационном центре, где «работают с головой»: объясняют, как возникла зависимость, как с ней бороться. 

— Чтобы осознать свою проблему и начать выздоравливать, алкоголикам важно услышать историю успеха от таких же алкоголиков, которые дошли до дна, а потом научились жить без алкоголя и восстановили свою жизнь, — объясняет Антон. — Я рассказываю в ребцентре человеку свою историю и вижу, как у него открывается рот от удивления: «Да ладно, все как у меня!» Он расслабляется, информация начинает в нем работать. Даже тот, кто всё отрицает, слушая мою историю, начинает себя идентифицировать со мной и, наконец, осознает, что он тоже алкоголик. А осознать болезнь — это уже половина победы.

Почему кодировка не работает

Гомельское отделение реабилитации открылось в декабре 2017 года. Лечение прошли уже больше 20 человек. В команде ребцентра пять специалистов — заведующий отделением Антон Степанов, консультант по зависимостям Антон (фамилию не указываем по просьбе героя — ред.), психологи Жанна Довгайло и Роман Плаунов и соцработник Маргарита Евтушенко.

Лечение, которое практикуют в «Ключе», — обычная практика на Западе, где алкоголизм лечат без кодировок, а медикаменты, если и используют, то как вспомогательное, а не основное лечение. В Беларуси подход к лечению зависимости медленно, но меняется. Раньше единственным средством реабилитации в рамках госсистемы было кодирование и ЛТП. Два года назад была принята новая концепция социальной реабилитации. ЛТП не исчезли, но их будут сокращать, а также создавать вот такие реабилитационные центры, как в Гомеле. Важно — за бюджетные средства, то есть клиенты за лечение не платят. Минздрав пришел к выводу, что реабилитация помогает увеличить эффективность лечения алкоголизма в четыре раза! Поэтому последние время государство начало финансировать работу таких центров в областных городах.

— В 98% случаев алкоголизм у нас лечат кодированием или «подшивкой». В начале своей врачебной деятельности, когда работал наркологом в Кормянском районе, я тоже этим занимался, — рассказывает завотделением Антон Степанов. — Мне нравилось работать наркологом, но не нравилось, что люди приходят ко мне за кодировкой как к косметологу за удалением бородавки, потому что глобально проблему пьянства кодировка всё равно не решает — большинство после нее, а иногда и во время, снова начинает пить. Кодировка — это внушение, запрет. Да, человек перестает пить на какое-то время, но и не выздоравливает — его жизнь не меняется. У него забирают алкоголь, который, между прочим, в некотором смысле помогал ему жить — раскованно общаться, быть смелым, не чувствовать тревогу, — а вместо этого не дают ничего, что помогло бы ему жить полноценно без алкоголя. Для этого и нужна реабилитация.

Курс реабилитации в ребцентре длится 28 дней. Работают с людьми, которые действительно хотят победить алкоголизм. Заставить или уговорить лечиться бессмысленно. Пока алкоголик сам не поймет проблему, ему никто не поможет. За четыре недели клиенты ребцентра проходят несколько этапов: адаптируются и принимают факт своей зависимости, работают с внутриличностными проблемами и учатся общаться на трезвую голову, планируют свою жизнь после выхода из ребцентра. По окончанию курса команда специалистов остается на связи с «выпускниками».

— Некоторые алкоголики пьют, потому что у них плохая наследственность — в роду все употребляли, или из-за особенности работы головного мозга — быстро впадает в зависимость, — объясняет Антон Степанов. — Но у большинства зависимых есть также психологические проблемы: чувство стыда, вины, закомплексованность, неумение выстраивать личные границы и справляться со стрессом, а также социальные проблемы: неумение брать на себя ответственность, общаться и решать бытовые вопросы, созависимое окружение, которое заставляет их пить. Чтобы такой человек начал выздоравливать, ему нужно, во-первых, осознать, как эти проблемы связаны с его зависимостью, а во-вторых, знать, как их решить без алкоголя. Этим мы и занимаемся во время реабилитации — помогаем зависимым людям осознать свою болезнь и даем им рабочие инструменты выздоровления.

Фильмо-терапия, арт-терапия и йога, которые входят в программу реабилитации, — это не интересный досуг, а те самые рабочие инструменты выздоровления. Как говорит доктор Антон, фильмы размораживают чувства и эмоции пациентов, которые они потом прорабатывают на терапевтических группах.

— Однажды мы смотрели с реабилитантами фильм «Жить», где рассказывается история женщины с зависимостью, у которой сначала отобрали двух дочерей, а потом они погибли. Среди зрителей была реабилитантка с двумя дочерьми, которая не хотела о них говорить, а после просмотра фильма так впечатлилась, что заговорила, — вспоминает Антон Степанов.

Похожую функцию выполняет арт-терапия — все занятия направлены на проработку психологических проблем — отрицания, личностных границ, понимания своей зависимой и трезвой части своего «я». Во время арт-терапии реабилитанты могут выразить в рисунках и фигурках из пластилина то, что не способны облечь в слова, потому что не умеют говорить о глубоких чувствах.

Йога — рабочий инструмент борьбы со стрессом, который зависимые люди привыкли снимать исключительно с помощью алкоголя или наркотиков. Во время занятий на курсе реабилитации их учат упражнениям на релаксацию, которые пациенты смогут без труда повторить и дома, когда нужно справиться с бессонницей или злостью.

«Я пил, чтобы чувствовать себя человеком»

Юра, 44 года. Пять лет сидел на наркотиках, 14 лет алкогольной зависимости. Семья, трое детей, успешная карьера менеджера. Прошел реабилитацию в марте 2018 года. Не пьет четыре месяца.

— Три года назад я проходил реабилитацию в Минске. В это время у моей жены как раз начались роды. Наш третий ребенок родился больной (у нас с женой несовместимые резусы), дочку забрали в реанимацию — я тут же бросил ребцентр и поехал к жене и ребенку. С тех пор пил три года, не останавливаясь ни на день.

Пить я начал еще на третьем курсе института. Лет в 25 лет у меня появилась новая болезнь — наркотики — плотно сидел на героине лет 5. Потом брат отвез меня в Одессу, там я ходил в церковь, и мне это помогло — наркотики я бросил. Полгода не употреблял. А потом вернулся в Гомель и запил — плотно и регулярно.

Никогда не валялся под забором. Строил бизнес. В одно время переехал в Москву, работал руководителем в крупной фирме от «Газпрома» и хорошо зарабатывал. На стройке все пьют по-черному, и начальники тоже. Там все были алкоголиками, как я сейчас понимаю. Но когда у тебя хорошая работа и зарплата, машина, семья, то алкоголиком себя сложно признать, пусть даже ты и пьешь каждый вечер. Хотя какая разница, по сути, на персидском ковре ты валяешься или в луже?

Я пил каждый день после работы. Максимальная пауза — шесть дней. Если останавливался, накатывало невыносимое чувство вины, подавленность. Не было никакого удовольствия от жизни. Всё раздражало. Вот я сижу напротив вас, и вы меня раздражаете. Я не знаю, почему вы меня раздражаете. Но я знаю, что если выпью, то мы тут же заведем интересную беседу. И я пил не для того, чтобы быть пьяным, а чтобы чувствовать себя человеком.

.При живых родителях. Как Вика ездила в гости к маме, которая бросила ее 15 лет назад

Алкоголь постепенно вышел на первое место в моей жизни. В какой-то момент я понял, что слабее его. Он главный. Я знал, что алкоголик, но почему-то не боролся. Наверное, я сдался. Ну алкоголик. Ну умру. Ну дети поплачут. Ну и ладно.

Однажды разбился на машине. Точнее машина разбилась, а я не пострадал — пьяным почему-то везет. После этого я пошел на Богданова 13 (наркологическое отделение Гомельского областного наркодиспансера — прим. ред.), а там медсестра мне рассказала о ребцентре «Ключ». У меня уже был опыт реабилитации, поэтому я сразу понял, о чем идет речь, и согласился.

Я пробовал разные виды кодировок, лежал в клинике в Москве, где отдал 1,5 тысячи долларов за неделю. Там это бизнес. А тут я вижу, что люди делают от души.

Тому, кто хочет, этот центр — реальная помощь. Такая реабилитация действительно работает, потому что тут тебе не внушают, как во время кодировок, а объясняют. И ты понимаешь, что, во-первых, у тебя есть реальная проблема, болезнь, которой нужно заниматься, а во-вторых, с этой болезнью можно жить, главное — не поднять первую рюмку. Во время реабилитации я четко понял, что пить мне нельзя совсем, потому что мой мозг теперь так работает, что, выпив всего пару глотков, я неминуемо уйду в запой и попаду в то отвратительное состояние апатии. Мне помогло общение с психологами — мы открыто обсуждали достаточно интимные вопросы — мои глубокие страхи, и многое в голове становилось на свои места.

.Как молодая белоруска помогает делать бизнес пятерым алкоголикам из Смолевичей

После окончания курса реабилитации было страшно. И сейчас тоже страшно. У меня нет уверенности, что больше я не буду пить никогда. Хотя я и ставлю себе такую задачу. Желание выпить по-прежнему возникает, ностальгирую по тому хорошему, что мне давал алкоголь — чувство расслабленности, спонтанность. Но теперь я знаю, что получить от алкоголя только хорошее я не могу, потому что болен. Если подниму рюмку, то вслед за хорошим придет все плохое — похмелье, запой, чувство вины, отчаяние. Осознание этого помогает сдерживаться. Но все же мне очень хочется, чтобы тяга к алкоголю совсем пропала. Вот наркотиков мне больше совсем не хочется. Пусть бы так и с алкоголем было.

Пьющим у нас быть нормально, а вот реабилитантом — стыдно. 

Сейчас я все время посвящаю семье, троим детям, своей даче — тепличка, туйки, травку покосить. У меня все в порядке с деньгами (есть пассивный доход), поэтому необходимости работать нет, но я в эту сторону всё равно думаю, потому что нужно как-то налаживать социальную жизнь.

Пьющим у нас быть нормально, а вот реабилитантом — стыдно. Если я скажу своим соседям, что лежал в ребцентре, обо мне будут непонятного мнения. А если скажу, что с друзьями пять дней бухал, и сейчас меня колотит с бодунища, то меня все поймут, поржут и нальют стакан похмелиться. У нас в стране полно алкоголиков, просто большинство из них не признаются себе в этой проблеме. У нас пьют женщины, мужчины, дети. А эффективного решения нет. Точнее, уже есть — этот ребцентр.

«Мои принцессы»

Маргарита, 40 лет. Дворник, 23 года алкогольной зависимости, двое детей, лишена родительских прав, была попытка суицида. Прошла реабилитацию в феврале–марте 2018 года. Не пьет пять месяцев.

— Когда соцработники увели моих дочерей, я бросилась в окно со словами: «Их нет — и меня нет». Мать меня словила, мы живем на восьмом этаже. Чуть вытащила. Развороченную балконную раму после того пока так и не поменяли.

В 17-18 лет я уже пила чистый спирт — стакан малиновского залпом — легко! Но организм тогда был молодой, здоровый — никаких отходняков не было. Года в 22 начались запои — пила вечерами, но утром поднималась и шла на работу. Скоро эта «благодать» закончилась, и по утрам после выпивки я стала чувствовать себя плохо. А если мне плохо, то разве я могу пойти на работу? Лучше дома полежу. Так я потеряла много работ, хороших работ — была администратором в офисном здании рядом с домом, дворником в ЖЭУ на зарплате втрое большей, чем у дворников в других местах, убирала квартиры посуточно.

Несколько раз пробовала закодироваться. А потом кто-то предложит стаканчик — и понеслось. Мамаша у меня употребляет. Старается разозлить меня специально, потому что знает, что если я буду очень злая, то сяду на стакан, начнут приходить друзья и ей естественно что-нибудь тоже перепадет. Подруги тоже любят подбивать, говорят: «Сейчас я тебя раскодирую». У меня в жизни был только один чистый год — 2017-й — держалась, потому что хотела детей забрать.

Моих девочек отняли три года назад. Накануне этого я как раз взяла направление на кодировку. Зная, что там примут и в алкогольном опьянении, я утром отвела дочек в садик, а сама села похмелиться неподалеку. Меня увидели сотрудники садика. Вызвали комиссию.

В ноябре прошлого года я лежала в наркологии. Там узнала, что скоро откроется этот реабилитационный центр и даже приходила туда порядок наводить после ремонта. Сказала: «Буду вашим первым пациентом!» Но не получилось быть первым. 25 января у меня был очередной срыв, а потом на работу приехала милиция, повезла на суд — за 2016 год у меня было три протокола, а за это отправляют в ЛТП. Участковый очень хочет меня туда отправить, говорит мне часто: «Я у тебя уже всё отобрал, осталось только квартиру отобрать».

Вся жизнь псу под хвост. Ничего не осталось. 

Когда я, наконец, попала в ребцентр, послушала лекции и поняла, что мои срывы связаны с чувством вины и с гневом в отношении моей мамаши-алкоголички. И чтобы не пить, мне нужно научиться контролировать свои эмоции. Главное — не поднять первую рюмку. За время реабилитации подружилась с Иваном и одной медсестрой — так у меня появились новые друзья. А еще я хорошо дружу со своим спонсором (спонсор — трезвый алкоголик, который прошел программу «12 шагов» и помогает пройти ее другим людям с зависимостью — прим. ред.) из «Анонимных алкоголиков», у нас с ней похожая история — она сейчас через суд пытается отвоевать своих детей.

После реабилитации у меня был очередной суд, после которого меня должны были отправить в ЛТП. Но на суд пришли мои друзья из «Анонимных алкоголиков», психологи — в общем, отстояли меня! Суд решил дать мне последний шанс и не отправил в ЛТП, раз я прошла реабилитацию и продолжаю работать над собой по программе «12 шагов». Так и сказали: «Это твой последний шанс».

Вернулась на работу — дворником в больнице. Поменяла круг общения. Всех алкоголиков отшила. Они обижаются на меня теперь. Иду мимо, а они мне: «Чего с нами не разговариваешь?». Отвечаю: «Привет и пока!» У меня теперь свои интересы, чего время терять на разговоры с ними? Я лучше пойду дома потолок покрашу! Делаю в доме ремонт потихоньку — это одно из условий, которые мне нужно выполнить, чтобы вернуть своих принцесс.

.Пока горе-родители берутся за ум, минские айтишники учат их детей в приютах. И вот что получается

Хожу к анонимным алкоголикам, выполняю программу «12 шагов» — сейчас на четвертом. Меня к ним приглашали еще четыре года назад — батюшка дал молитву от пьянства, крестик и визитку сообщества. Молитву отдала мужу (он у меня «отдыхает» на зоне), крестик себе оставила, а на визитку я смотрела и думала: «Ну как это я, нормальная адекватная женщина, пойду к этим конченным алкашам, бомжарам?» Жалко, что не пошла — тогда еще мои девочки со мной были.

Вся жизнь псу под хвост. Ничего не осталось. Хочу забрать детей и жить ради них.

Начать жить по новым правилам

Дима, 28 лет, программист. Более 10 лет зависимости от алкоголя, проходил реабилитацию в мае 2018 года

— Обычно люди пьют, потому что у них все плохо. А я пил, потому что у меня все хорошо — отличная профессия, работа — и просто скучно жить.

Употреблять алкоголь начал в младших классах — в 3-м классе уже пиво пил, в 6-м начал нормально напиваться, но изредка. В моей компании считалось, что это круто. Потом пил, как все, по пятницам. Но со временем нужно было все больше алкоголя. Всё время думал, что вот найду работу покруче или девушку, или начнутся проблемы со здоровьем — тогда и брошу. Всё это происходило, но алкоголь никуда не девался. Последние полгода я уже пил каждый день. Пытался себя как-то остановить, но ничего не получалось. Максимум — два дня. Тогда я понял, что это дно.

У меня классная работа. Еще в школе начал изучать программирование и уже лет 10 работаю программистом. Когда работал в штате компаний в Минске, иногда отпрашивался посреди рабочего дня, объясняя это тем, что свою работу могу и дома делать. Все считали меня хорошим работником, а то, что у меня происходило внутри и мое ежедневное похмелье, никто не замечал. Сейчас работаю напрямую с заказчиками. После реабилитации немного снизил темпы работы, чтобы не уставать — это важно для выздоровления.

Когда понял, что сам не справляюсь, приехал в Гомель к родителям. Решил попробовать сделать детокс. Поехал в психбольницу, думал, что три дня меня прокапают, я выйду свеженький, тяги не будет, и всё станет на свои места. Но вышел из больницы и пошел прямиком в ларек через дорогу, за пивом. И на неделю вылетел. Через неделю начал искать другие варианты. Понял, что кодировка не сработает. Нашел этот реабилитационный центр. Но чтобы сюда прийти, нужно было какое-то время не пить, а я не мог без алкоголя ни дня прожить. Поэтому я пошел сначала в наркодиспансер, там меня снова прокапали. Оттуда — прямиком в ребцентр.

Во время реабилитации мне объяснили, почему я пью и что с этим делать. Я понял, что алкоголь навсегда изменил работу моего мозга, и если я возьмусь за рюмку, то снова уйду в запой со всеми вытекающими последствиями. С этой информацией, если у тебя мозги есть, то ты точно пить не будешь. Да и кайфа от выпивки уже никакого, когда знаешь, что твое удовольствие от алкоголя — это всего лишь дофамин, который у алкоголика вырабатывается в увеличенном объеме, и нет в этом никакой мистики. Периодически мысли возникают, но я тут же вспоминаю, к чему это приведет, и желание пропадает полностью.

Не быть голодным, злым и уставшим — этому правилу нас научили во время реабилитации, и сейчас оно мне очень помогает. Если чувствую, что хочу выпить — иду есть! А еще учусь расслабляться другими способами. На рыбалку теперь постоянно хожу, например.

В ребцентрах дают старт, но проблему нужно решать системно

Реабилитация — не волшебная таблетка, а начало пути. Чтобы не пить и не употреблять наркотики, человеку с зависимостью нужно постоянно заниматься своим выздоровлением. Врачи из гомельского ребцентра рекомендуют пациентам продолжить выздоровление в сообществе анонимных алкоголиков или наркоманов.

— После реабилитации у многих случается срыв, но это не страшно, — говорит доктор Антон Степанов. — У нас есть такое понятие «терапевтический срыв». Многим реабилитантам он нужен, чтобы убедиться, что все, чему здесь их учили, действительно работает. Реабилитант срывается, анализирует и понимает, что да, он сорвался не потому, что, условно, один раз поругался с женой, как думают многие алкоголики. Он видит, что срыву предшествовал процесс накопления психологического напряжения — он несколько раз с кем-то ругался, злился, попадал в неприятности и не работал со своими негативными эмоциями. А ссора с женой стала последней каплей. Убедившись в том, что с ним произошло ровно то, о чем мы говорили зависимому на курсе реабилитации, он думает: «Черт возьми, а они правы были!» И начинает более четко следовать нашим рекомендациям. Именно после срыва увеличивается шанс выздоровления.

Для жителей Гомельской области лечение в ребцентре «Ключ» бесплатное — как для алкоголиков, так и для наркоманов. Нужно принести направление от нарколога. Жители других областей могут пройти курс лечения платно, цена — 800 рублей. Подобные центры также существуют в Минске, Гродно, Бресте, Могилеве. Информацию об их работе можно получить в местных наркодиспансерах.

Беларусь (только вдумайтесь!) занимает второе место в мире по количеству потребляемого алкоголя. Основная причина — доступность спиртного, ведь бутылка водки в наших магазинах стоит дешевле килограмма колбасы. Алкоголь по-прежнему можно купить поздно вечером и ночью. А количество магазинов, где продают спиртное, в разы превышает уровень развитых стран. Доступность алкоголя приводит к тому, что люди уже не мыслят отдыха без бутылки, и такое лояльное отношение к алкоголю фактически сгладило отличие между спиртным и продуктами питания.

Всё это прямо отражается на здоровье населения. Алкоголь (прямо и косвенно) унес жизни более 300 тысяч белорусов (с 1990 по 2012), эта цифра сопоставима с населением целого Бреста! Пьянство прямо отражается и на безопасности. Каждое четвертое преступление в Беларуси совершено в состоянии алкогольного опьянения, большинство убийств происходит на пьяную голову.

Реабилитационные центры сегодня борются с последствиями, образно говоря, тушат пожары. И это гораздо эффективнее ЛТП, где никто даже не замеряет, сколько человек там вылечились. Известно только, что каждый третий повторно возвращается в ЛТП. Очевидно, что проблема может быть решена только системно и только на уровне государства: повышение акцизов на алкоголь, ограничение продажи спиртного и поддержка эффективных реабилитационных центров и программ.

«Имена» работают только на деньги читателей. Вы оформляете подписку на 5, 10, 15 рублей в месяц или делаете разовый платеж, а мы находим новые истории и помогаем еще большему количеству людей. Выберите удобный способ перевода — здесь. «Имена» — для читателей, читатели — для «Имен»!