Каждый день Ольга едет на другой конец Минска, чтобы увидеть своего сына в доме малютки. Ваню забрали органы опеки, потому что мама раньше сидела в тюрьме и потеряла права на старшую дочку. Попытки исправиться чиновников не убедили. В решении суда написано: «Не осознает ответственности», несмотря на положительные отзывы от участкового, с места работы и даже из детдома. Мама одолжила деньги на адвоката и больше всего боится, что Ваньку усыновит другая семья. Когда в Беларуси принимали Декрет № 18, цель была самая благородная — защитить детей. Сегодня юристы говорят, что перегибы на местах приводят к тому, что это уже не защита, а самая настоящая кара для семей.

Ольга Канатовская приезжает в детский дом каждый день после работы. Ей разрешают погулять с ребенком на территории детдома всего час. После этого она должна вернуть сына в группу. После полдника Ваня всегда смотрит на окно, он знает: должна прийти мама.

«Поймите, забрали ребенка!»

Биография у Ольги непростая. Отец умер, когда ей было пять лет. Мать осталась одна с четырьмя детьми. В семье выпивали, и после этого братья устраивали дебоши. За плечами Ольги — тюремные университеты:

— Сначала сидела за братьев, они у меня «воевали» между собой, я разнимала — посадили за причинение тяжких телесных повреждений. Потом сидела за мужа. Я ушла от него с ребенком, а он пришел избивать меня и мою парализованную маму. Хотела выскочить через окно на кухне. Но он толкнул меня на кухонный стол, и я машинально схватила нож, начала отбиваться.

Освободилась в 2012 году. Сразу взяли на работу в ЖЭС, где она работала до колонии. Милиция ее, конечно, проверяла. Вопросов не было.

— Не могу сказать, что зона меня сильно изменила. Везде люди: и там, и тут. Там были те, кто врал, за глаза гадости говорил — вот этого я больше всего не люблю.

Забирать дочку было некуда — в квартиру к пьющим родным ребенка бы не отдали.

— К тому же, Ира побывала в Италии. Она говорит, что ее хочет забрать итальянская семья, дать ей образование. Я приняла выбор дочери.

Мы позвонили Ирине, она подтвердила слова мамы. 

Через несколько лет после освобождения Ольга познакомилась с Дмитрием, убирала его двор.

— У него раньше были собаки, он выходил, и мы общались. Я работала с самого утра, а он из окна уже выглядывал, на месте ли я. Так и познакомились. Начали жить вместе у его родителей.

Ванечка родился в июле 2017 года. По словам Ольги, ребенка они хотели, но получилось не сразу: было несколько выкидышей, и врачи сказали, что детей уже не будет. А потом тест показал две полоски.

— Сразу поехали на УЗИ, и нам сказали, что будет мальчик. Вы не представляете, как мы обрадовались! У мужа это первый ребенок, и у его родителей — первый внук. Он у меня ни разу не плакал. Соседи даже говорили, непонятно, как такое может быть. Я отвечала, что я просто не даю ему плакать — сразу на руки подхватываю.

Как только в семье появился ребенок, к Ольге и Дмитрию пришли с проверкой. В августе 2017 года Совет по профилактике признал, что мальчик находится в социально опасном положении (СОП). Поводом стало то, что Ольга была лишена родительских прав на старшую дочь, и учет у нарколога, куда ее поставили из-за того, что преступление она совершила в состоянии алкогольного опьянения. Говорит, не знала, что после освобождения нужно ходить в наркодиспансер и отмечаться, чтобы с учета сняли.

— К нам приходили комиссии. У нас отдельная комната, у ребенка была кроватка, коляска. Если бы меня поймали пьяную, зашли, а у меня грязно в квартире, ребенок обкаканный — забирайте, лишайте, я согласна! — говорит Ольга. — Но таких претензий к нам не было.

Мы обратились в Управление образования Заводского района, но чиновники отказались комментировать дело Ольги. Редакция направила письменный запрос. Спустя три недели после публикации материала в редакцию пришел ответ. Чиновники отмечают, что «в период реабилитационной работы семья выполняла все рекомендации, но с сентября прошлого года ситуация резко ухудшилась: родители перестали выполнять медицинские рекомендации (в чем это выразилось, специалисты не уточняют — прим. ред.), уезжали с ребенком, скрываясь от специалистов, были замечены в состоянии алкогольного опьянения (обстоятельства специалисты не уточняют — прим.ред.)», это и привело в последствии к лишению родительских прав. Начальник управления образования Людмила Ляхнович, к сожалению, не уточняет, как именно сотрудники отдела помогали семье исправиться, чтобы ребенок остался в семье, а не был помещен в Дом малютки.

К себе домой Ольга нас не пускает, показывает только фотографии. В комнате немного мебели — скромно, но чисто. Говорит, родители мужа настроены категорически против гостей после многочисленных проверок. Цитируем из материалов дела: «Жилищно-бытовые условия удовлетворительные. В комнате, которую занимает ребенок, чисто, порядок, проветрено. Для ребенка в наличии кроватка, детские вещи. В квартире произведен косметический ремонт. По месту жительства семьи задолженность за ЖКУ отсутствует. Мама по работе и папа зарекомендовали себя с положительной стороны».

Через два месяца после того, как семью поставили на СОП комиссия по делам несовершеннолетних признала, что ребенок нуждается в государственной защите. Трехмесячного Ванечку поместили в Дом ребенка. В решении суда сказано, что родители «злоупотребляли спиртными напитками, вели асоциальный образ жизни, несвоевременно выполняли медицинские показания в отношении сына, уклонялись от воспитания и содержания ребенка».

— Мы пошли на день рождения к куме, немного выпили. Я не знаю, как нас нашли, но они пришли и забрали Ванечку, который спал в комнате в коляске. Поймите, забрали ребенка! Меня держал муж кумы, чтобы я ничего не натворила. А муж бросился на милиционера.

Ольге дали штраф, а мужу — трое суток ареста. А потом осудили. Теперь Дмитрий на «домашней» химии, ездит только на работу и с работы — он токарь на частном предприятии.

После этого семье составили план для исправления. Оля и Дима сразу прошли лечение от алкоголизма.

— Я даже одолжила денег у своего бывшего начальника и «подшилась». Не знаю, как еще доказать, что я не алкоголик. Если бы это было так, я до сих пор бы пила, — говорит Ольга.

Участковый, который посещал семью, отмечал, что Дмитрий и Ольга находились в трезвом адекватном состоянии, жилищно-бытовые условия удовлетворительные — это зафиксировано в материалах дела. На работе к Ольге тоже претензий нет. Было несколько прогулов, когда случались снегопады и женщина не успевала все убрать, но в ЖЭУ ей дали положительную характеристику для суда. В детдоме тоже считают, что ребенка можно вернуть в семью: родители постоянно навещают Ваню, полностью оплачивают его содержание, не дожидаясь счетов от судебных исполнителей.

Начальница Ольги говорит, что она трудолюбивая и неконфликтная. На работу приходит вовремя, если нужно, то и обед отменит, и задержится. Пьяной Ольгу на работе не видели. Сухой закон в ЖЭУ исполняется очень строго: если что, сразу отстраняют от работы и сообщают в милицию.

— Ольга и Дмитрий как на работу ездят в детдом, — говорит бригадир ЖЭУ. —  На суде я показывала фото Ванечки, которые Оля отправляла мне в Вайбере. Дома — порядок, я сама видела. Они своими силами сделали косметический ремонт, соседи отзываются хорошо. На момент суда никаких проблем не было.  

Отобрать ребенка, потому что ранее судима. Это что, клеймо на всю жизнь?

Сначала суд лишил прав на ребенка Ольгу, а когда семья попыталась обжаловать решение, права забрали и у Дмитрия. В решении судья указал: «Положительная динамика прослеживается, но родители не осознают всей ответственности за воспитание и содержание сына».

— Я привела в суд свидетелей — моих коллег, соседи написали характеристику. Никто даже не подозревал, что нас лишат ребенка. Даже и в мыслях ни у кого не было! Но на суде нас не слушали… Приехала из суда, вообще жить не хотела, — говорит Ольга.

Придя в себя, начали искать деньги на адвоката — одолжили у начальника Димы.

«У работающей семьи лучше забрать ребенка в три месяца, до которых он был обласкан и любим, и поместить в дом ребенка со ссылкой на прошлые, лет за восемь до рождения ребенка, характеристики мамы? — задается вопросом адвокат. — Так ведь мама такой же и была эти три месяца после рождения ребенка и холила, лелеяла его. Ничего нового не появилось. Да, шесть лет назад освободилась из мест лишения свободы, ввиду чего ей установили и надзор, и поставили на учет, и лишили родительских прав на первого ребенка, потому что во время отбытия наказания не было у нее родственников, чтобы забрать дочь себе. Но органы знали об этом еще на момент выписки мамы из роддома и не нашли в этом ничего зазорного. А через три месяца прийти и отобрать ребенка, потому что ранее судима — это что, клеймо на всю жизнь? Дом ребенка, кстати, ходатайствовал вернуть мальчика родителям. Я не сторонних оправдывать асоциальных родителей. Но ко мне пришла чистая, аккуратно одетая, трезвая труженица, которая хочет воспитывать с мужем своего ребенка. Она нашла деньги на адвоката, при всей кипе расходов, которые и так несет. Ей нельзя дать шанс? Ольга и Дмитрий проиграли районный и городской суд. Но мы будем бороться дальше, потому что родители хотят воспитывать своего ребенка».

Ольга продолжает навещать ребенка и говорит, что сойдет с ума, если вдруг найдутся усыновители и ей запретят общаться с ребенком:

— Заберем Ваню, подкопим денег и уедем в какой-нибудь колхоз, купим дом. Я работы не боюсь, на любую пойду.  

4 октября Ольга, рыдая в трубку, рассказала, что ей больше нельзя общаться с ребенком — Ванечку решили усыновить. Мама просила председателя суда приостановить исполнение решения, но ей было отказано. 

Декрет прогрессивный, но практика хромает

В Беларуси более 27 тысяч детей находятся в социально опасном положении. Это, для сравнения, население города Дзержинска. Согласно Декрету № 18, детей забирают из семьи, когда родители — хронические алкоголики или наркоманы или ненадлежаще выполняют свои обязанности по воспитанию и содержанию ребенка.

Как это происходит на практике? В прошлом году Имена писали о 10-месячной Диане, которую привезли в борисовскую больницу голую, грязную, завернутую в обмоченный пододеяльник. Она весила как полугодовалый ребенок — всего 7 150 граммов. В квартире, откуда забрали девочку, было несколько пьяных мужчин, где была мама — неизвестно. Конечно, семью поставили на СОП, но мама выводов не сделала и потеряла права на ребенка.

Еще один вопиющий пример. В Слуцке проходит суд по делу об убийстве 2-летней Маруси — на теле у нее нашли более ста синяков. Обвиняют в убийстве сожителя матери, саму мать — в оставлении в опасности. Старшие дети рассказали, что дядя все время их бил, а мама закрывала на это глаза. Сейчас дети живут в приемной семье.

Для того, чтобы защитить детей от такого беспредела, и создавался Декрет № 18.

Ольга Красковская, социальный работник и юрист ОО «Радислава» говорит, что с СОП сталкивается практически каждая семья, которая обращается за помощью в Убежище для женщин и детей, пострадавших от насилия:

— В «соповских» комиссиях работают достаточно адекватные люди, если с ними не конфликтовать, они действительно помогают людям в сложных ситуациях. Но бывают и перекосы — срабатывает человеческий фактор. У нас была ситуация, когда женщина обратилась за помощью, семью поставили в СОП, и детей изъяли, потому что не была устранена угроза насилия. Женщина просто не могла разъехаться с мужем — они жили в комнате в общежитии. У нее изъяли четверых детей, последствия этой травмы у них до сих пор остались. Ситуация разрешилась, но какой ценой! Конфликт можно было решить без этого — предоставить жилье, оградить от агрессора, но в этой ситуации административный ресурс сработал во вред.

Случаи, когда забирают детей, передаются из уст в уста. Поэтому женщины боятся сообщать в милицию о проблемах в семье, терпят, но молчат — чтобы не поставили в СОП, чтобы не забрали детей. Агрессоры часто этим пользуются и продолжают насилие.

— Хотя есть и другие ситуации. Одна из клиенток Убежища сама просила поставить ее в СОП: она была уверена, что это  обезопасит ее от мужа, который поднимал на нее руку, оскорблял на глазах у детей. Она думала, если он будет знать, что в любой момент может прийти комиссия, это его остановит. Но сотрудники школы ей сказали: «А зачем вам это нужно? Чтобы ходили чужие люди, проверяли, вытерта ли пыль, хлопали холодильником и смотрели, чистая ли постель». Это говорит о том, что люди, которые работают в системе образования, воспринимают СОП не как помощь семье, а как наказание, карательную меру. Даже появилось клеймо, что семьи в СОП — это люди третьего сорта, — рассказывает Ольга Красковская.

На самом деле, считает Ольга, постановка в СОП при адекватной работе органов опеки может сдержать насилие в семье. Когда комиссия и семья органично срабатываются и начинают сотрудничать — это хороший шанс для родителей выйти из кризисной ситуации.

— Ведь родители сами не всегда адекватно оценивают ситуацию. Думают, что если сегодня поскандалили, выпили на праздник — это ничего страшного. А дети при этом страдают, — убеждена юрист и мама четверых детей.

Правозащитник Леонид Судаленко считает, что изъятие ребенка из семьи — оправданная мера, если ребенок действительно находится в опасности.

— Если мне утром звонит мама, говорит я трезвая — выпила только полтора литра пива, — я с такой семьей работать не буду. Там действительно нужно вмешаться государству. А вот практика применения закона на местах «хромает» — нормы трактуются вольно, и зачастую не в пользу ребенка и семьи. Иногда складывается впечатление, что у чиновников есть план, и детей отбирают для отчетности, — говорит юрист.  

В качестве примера он приводит дело семьи Фоминых из Лоева. У матери забрали 3-месячного ребенка, потому что в частном доме не была проведена вода и доход семьи был всего 400 рублей. До того, как забрали ребенка, сожитель выпивал, но потом закодировался и нашел работу.

— Разве эта причина забрать ребенка? Тем более, трехмесячного. А если бы она была кормящей мамой? Пошло бы государство на то, чтобы переводить его на искусственное вскармливание?

После публикации истории неравнодушные люди помогли семье провести воду в дом, собрали вещи для малыша. И ребенка вернули родителям.

Еще один пример. В Гомеле хотели поставить в СОП дочку Натальи Белой, которая воспитывает шестилетнюю дочку одна. Она уволилась с работы — и через пару недель ей пришло письмо из органов опеки и сада с предупреждением, если она не найдет работу — семью поставят в СОП. Женщина подала в суд и на местные власти, и на администрацию детсада, требовала компенсацию морального вреда за стресс, который ей доставили контролеры. Наталья поиграла, но для нее это было дело принципа: «Я хотела, чтобы мою семью оставили в покое, не лезли в личную жизнь». В СОП семью не поставили.

Нужно бороться и задавать вопросы

Декрет, направленный на защиту детей, зачастую доводят до абсурда или превращают. Что делать, чтобы изменить ситуацию?

1. Нужно общественное обсуждение. В диалог должны вступить чиновники, общественные организации и независимые эксперты. Проанализировать существующую практику, понять, почему возникают перегибы на местах, устранить противоречия, которые к этому приводят. Пока люди пишут гневные комментарии, а чиновники игнорируют критику, ситуация больше напоминает войну, чем желание решить проблему. Больше всего страдают на этой войне дети. Так продолжаться дальше не может.
2. Нужно не просто забирать детей, а помогать родителям исправиться. Специалист по семейному неблагополучию и устройству детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, Наталья Поспелова подчеркивает: главным критерием оценки труда помогающих и защищающих специалистов должна стать численность сохраненных семей, а не рост числа запуганных матерей и изъятых детей. Потому как изъятие детей слишком дорого обходится всем: и детям, и мамам, и налогоплательщикам. «Изъять несложно, —  отмечает Поспелова в комментарии TUT.by. — Другой вопрос: не получится ли у „спасенного“ от матери ребенка такой же жизненный сценарий, как у бедной Маши, которая благодаря изъятию из семьи для жизни в интернате в свои 30 лет ушла в лес и не может жить среди людей?»
3. Нужно пересмотреть практику применения Декрета № 18. Леонид Судаленко считает, что отобрание ребенка из семьи должно происходить по решению суда. Чиновники должны подавать в суд иски и доказывать, почему приняли такое решение. Когда комиссия забирает детей по своему решению, это всегда субъективно. Если родители злоупотребляли, но нашли в себе силы закодироваться, полечиться, почему не дать возможность им исправиться? «Глубоко убежден, что ребенку всегда лучше с родителями, пусть даже один раз оступившимися, чем в интернате», — говорит Судаленко.
4. Если семья не согласна с СОП, нужно не молчать, а задавать вопросы органам опеки. Не ждать, пока суд лишит родительских прав, а включаться в защиту, как только к вам возникли вопросы. Ольга Красковская советует записывать все разговоры с чиновниками. Нужно взять план по защите законных прав и интересов несовершеннолетнего — оригинал, а не копию. Обжаловать статус «СОП» в организации, которая в его поставила, а если не получилось — в вышестоящей (управление по образованию, министерство) и суде.
5. Семьям нужно идти в органы опеки с запросом: вот у меня такая ситуация, прошу помочь. Если не получили отклика — можно обращаться с таким же запросом в вышестоящие инстанции. Если нет средств на защиту,  обращаться в общественные организации: «Радислава», «Центр по продвижению прав женщин — Её права».

«Имена» работают на деньги читателей. Вы оформляете подписку на 3, 5, 10 рублей в месяц или делаете разовый платеж, а мы находим новые истории и помогаем еще большему количеству людей. Выберите удобный способ перевода — здесь. «Имена» — для читателей, читатели — для «Имен»